Дорога в Гандольфо
Шрифт:
– Вы действительно видели этот фильм?
– Да. Частным, конечно, образом. И к тому же с купюрами. Вырезаны те куски, где играющий вас артист убивает нашу героическую молодежь. Все это, должен заметить, генерал, крайне дико! – Лин Шу обошел стол и снова улыбнулся. – Да, вы скверный человек, генерал. И теперь жестоко оскорбили нас, повредив почитаемый всеми памятник…
– Да бросьте вы это! – поморщился генерал. – Ведь я даже не знаю, что произошло, поскольку мне подсунули наркотики! И вам прекрасно это известно! Я был с вашим генералом Лу Сином в его же собственном доме!
– Вы
– Послушайте, приятель! – резко поднявшись со своего кресла и возвысившись над китайцем, произнес Хаукинз. – Вы опять за свое! Долго еще мне объяснять вам, недоделанным, что американцы не пресмыкаются? Ни на каких церемониях – с прессой или без нее! Запомните это раз и навсегда, вы, заблеванный пигмей!
– Не надо так сердиться, генерал! Вы поставили всех нас в весьма трудное положение, и небольшая церемония, ну, скажем, совсем маленькая и предельно простая…
– Нет, – перебил китайца Хаукинз, – это не для меня! Я представляю вооруженные силы Соединенных Штатов, и все мелкое и незначительное неприемлемо для таких, как мы! Нас нелегко опрокинуть. Мы привыкли идти прямо на врага, дружок!
– Прошу прощения!
Слегка смущенный своими собственными словами, Хаукинз пожал плечами.
– Ничего… Я снова говорю «нет». Вы можете пугать этих гомосеков из посольства, но со мной вам не справиться.
– Но они-то сами просили вас согласиться на наши условия, поскольку на этот счет ими получены соответствующие указания. Так что у вас нет иного выхода.
– Все это чепуха! – Хаукинз подошел к очагу и, выпив из стакана, поставил его на каминную доску рядом с ярко раскрашенной коробкой. – Эти педики что-то задумали вместе с такой же группой гомосеков из государственного департамента. Подождите, наш Белый дом и Пентагон прочтут мой доклад! Да, парень! И тогда все вы, кривоногие коротышки, удерете, задрав хвосты, в горы, а мы взорвем их!
Хаукинз усмехнулся, глаза его блестели.
– Вы слишком много бранитесь, – спокойно заметил Лин Шу, печально качая головой. Затем поднял лежавшую рядом со стаканом генерала яркую коробку. – Петарды Цин Тяу. Лучшие в мире. Оглушительные и ослепительно яркие. Я очень люблю их слушать и смотреть на них.
– Я понимаю вас, – промолвил Хаукинз, несколько удивленный переменой темы. – Их дал мне Лу Син. Мы вдоволь попускали их в тот вечер, пока меня не опоили наркотиками.
– Ну что же, генерал Хаукинз, это прекрасный подарок!
– Да уж, – выдавил американец, – видит бог, он мне кое-что должен.
– Но разве вы не понимаете, – продолжал Лин Шу, – что все это самая настоящая чепуха, хотя и производящая некоторый эффект? Вся эта пальба не что иное, как показуха, отблеск чего-то еще, всего-навсего иллюзия! Будучи сами по себе реальными, петарды тем не менее лишь иллюзия другой реальности. А иллюзия не представляет собой никакой опасности.
– И
– Просто такой же точно иллюзией, генерал, является то, что просят вас совершить. Ведь вы должны только сделать вид. Короче говоря, речь идет о простой церемонии с небольшим количеством слов, которые, как вы знаете, не что иное, как все та же иллюзия. Совершенно неопасная и вежливая.
– Ерунда! – взревел Хаукинз. – Всем известно, что такое петарда, но никто не будет знать, что я притворяюсь!
– Кроме нас двоих, – заметил китаец. – По сути дела, это самый обычный дипломатический ритуал. И, поверьте мне, все поймут.
– Да? А откуда вы, черт бы вас побрал, можете это знать? Вы же, насколько мне известно, всего-навсего пекинский полицейский, а не какая-нибудь дипломатическая задница!
Постучав пальцами по коробке с петардами, Лин Шу шумно вздохнул.
– Прошу прощения, генерал, за небольшой обман, но на самом деле я не из милиции… Я второй вице-префект министерства образования. И пришел сюда, чтобы воззвать к вашему разуму. Ну а все остальное – истинная правда. Вы действительно находитесь под домашним арестом, и охрана у вашего дома и в самом деле выставлена милицией.
– Нечего сказать, дожил! – усмехнулся генерал. – Ко мне присылают гомосеков! А вы действительно сильно встревожены?
– Да, – снова вздохнул китаец. – Те идиоты – я имею в виду затеявших всю эту историю – сосланы на рудники Внешней Монголии. Это было настоящим безумием, хотя я, конечно, могу их понять, поскольку слишком уж соблазнительно подставить такого человека, как вы, генерал Хаукинз! И скажите мне, пожалуйста, что вы на самом деле думаете о том огромном количестве произнесенных вами речей, в которых вы нападаете на каждое марксистское, социалистическое и даже, пусть и смутно, но все же ориентированное на демократическое развитие государство? Все ваши выступления не что иное, как худшие, или, вернее, лучшие, примеры самой обыкновенной демагогии!
– Как правило, эту чушь сочиняли те, кто оплачивал мои выступления, – ответил после некоторого раздумья Хаукинз. – Но это, – быстро добавил он, – вовсе не означает, что я не верил в то, что говорил! И продолжаю верить, черт побери!
– Ну, вы даете! – воскликнул Лин Шу, даже притопнув при этом ногой. – Да вы просто ненормальный, как и этот Лу Син со своими рычащими бумажными львами! А все, что могут подобные люди, так это играть в любовь с монгольскими овцами! Нет, генерал, вы невозможный человек!
Хаукинз смотрел на разгневанное лицо коммуниста и яркую коробку с петардами, которую тот держал в руке. Американец уже принял решение, и они оба знали об этом.
– Но я представляю собой и еще кое-что, – проговорил Хаукинз, приближаясь к Лин Шу. – Слышишь ты, косоглазый?!
– Нет-нет! Никакого насилия, вы, идиот… – закричал было китаец, но тут же умолк.
Схватив Лин Шу за лацкан пиджака и дернув его так, что тот потерял равновесие, Хаукинз ребром ладони ударил свою жертву под подбородок. Вице-префект министерства образования без чувств растянулся на полу. Генерал же выхватил из руки китайца коробку с петардами и, обежав столик с напитками, направился в спальню.