Дорога в снегопад

Уткин Антон Александрович

– Ну, там, – усмехнулся Алексей.

– Докторскую защищать придется, – заметил Угодников.

– Защитим.

– Ну если защитим, тогда тебе в корпус «А», – уверенно сказал Угодников, как в просторечье называли межфакультетскую лабораторию имени Белозерского, находящуюся на площади Индиры Ганди. – Только там не сахар. Даст Скулачев тебе там комнатку три на четыре, да еще арендную плату потребует. А оборудование твое сколько будет стоить?

– Полмиллиона долларов, – сказал Алексей. – Примерно.

– Вот именно. – И Угодников пустился

объяснять Алексею, с какими препятствиями тот непременно встретится, осуществляя свой план. И чем больше Угодников говорил, тем больше задумывался и мрачнел Алексей. Его годовое жалованье составляло сорок пять тысяч фунтов. На себя он тратил минимум, да и некуда было тратить эти деньги, разве что на книги, часть он отправлял матери, но все равно за шесть лет у него собралась приличная сумма.

– Тысяч сто пятьдесят у меня есть. Буду получать грант, – еще раз повторил он и спросил с горечью: – Что же это ничего не меняется?

– Ничего не меняется, – невесело подтвердил Угодников. – Олега Кулефеева ты ведь помнишь? Лет пять назад приехал он, вот как ты сейчас, с гнилого Запада и устроился в один академический институт. Приходит в лабу, у рабочего стола стоит чудное создание и что-то делает с пробирками. На столе помимо пробирок другие предметы, как-то: чайные чашки, огрызки огурцов, тараканы. Дальше такой диалог: «Девочка, ты кто?» – «Я студентка третьего курса». – «А почему ты одна в лаборатории?» – «Мой научный руководитель сегодня работает в коммерческой фирме». – «А что ты делаешь?» – «Выделяю ДНК». – «А из чего?» – «Из крови». – «Из какой?» – «Из крови пациентов больницы, где мы проводим исследования».

Угодников посмеялся тонко, с сомкнутыми губами.

– Дальше выясняется, что очаровательному созданию никто не обьяснил, что работа с кровью требует специальных мер безопасности, стерильных условий, отдельного оборудования и помещения и так далее. Перчаток одна пара. И денег очаровательное создание за эту работу не получало, ее просто эксплуатировали втемную. Всем было начхать на опасность заражения СПИДом, гепатитами, ГЛПС и прочим. Всем до лампады. И это, заметим, не шахта, а академический институт, где не бандиты ужасные, а «интеллигентные люди». Кончилось дело тем, что написал Кулефеев докладную директору института и вдрызг разругался с заведуюшим лабораторией, куда только что устроился, и отправился работать в школу со своей ученой степенью. Правда, сейчас опять на гнилом Западе.

Так они дошли до гуманитарной зоны, за корпусами которой на улице Лебедева находилась остановка 130-го автобуса.

– Домой? – спросил Алексей.

– Да, а что? – как-то неуверенно ответил Угодников.

Они как раз проходили мимо бывшего гастронома № 1, расположенного между первым и вторым гуманитарными корпусами и отлично известного всем бывшим студентам. Когда-то в торце этого приснопамятного здания принимали пустую тару, но теперь там вместо пункта приема посуды сверкало огнями вполне себе приличное Интернет-кафе.

– Хм, –

восхищенно отозвался Алексей на это цивилизационное превращение. – Где ж бутылки-то теперь принимают? – Его искренне занимал этот вопрос, потому что несколько лет это заведение служило ему серьезным подспорьем защитить диссертацию.

– А, не знаю, – сказал Угодников. – Действительно, бутылок сейчас везде навалом. Выкидывают просто. Где-то я читал, что во всей Москве всего-то с десяток пунктов осталось. – Он глянул на часы и помолчал в нерешительности. – Неохота что-то сию минуту в автобус лезть. Давка там такая.

– Что ж, кофе выпьем? – предложил Алексей, кивнув на Интернет-кафе. – Поностальгируем.

– Можно, – согласился Угодников.

Они вошли и заняли столик у колонны. Время было около шести, но в кафе было просторно. Заказав кофе, они разглядывали посетителей. Кое-где из-за мониторов торчали макушки, а в той части зала, где было собственно кафе, располагались те, кто предпочитал живое общение. Несколько столиков были заняты парочками, а на угловом диване развалилась компания кавказской молодежи.

– Ты не подумай, – проникновенно сказал Угодников, – я не отговариваю. Я-то как раз очень был бы «за». Просто, действительно, из каких-то последних сил все держится.

Алексей кивнул.

– Ну и как сейчас студенты? – поинтересовался он, поворачивая лицо к Угодникову, и тут заметил, как один из кавказцев сделал кому-то неприличный жест. Оглянувшись, он увидел охранника – молодого парня с забранной в гипс правой рукой. Жест предназначался ему. Охранник спокойно и даже как-то задумчиво смотрел на кавказцев, как на старых недобрых знакомых.

Угодников только подтвердил то, что Алексей уже слышал на даче у Кости Ренникова от Вадима Михайловича.

– Ну, естественники еще ничего, – ответил он, – а гуманитарные совсем, говорят, плохи. Там до смешного доходит. Историки рассказали знакомые. – Он оживился. – Там на экзамене вступительном спрашивают: «Когда было восстание декабристов?» Ответ: «Ночью». Преподаватель: «Почему ночью?» – «Так декабристы же разбудили Герцена».

– Да ну, – усомнился Алексей. – Анекдот.

– Может, и анекдот, – усмехнулся Угодников. – Да только многовато что-то таких анекдотов. Всё сейчас один беспробудный анекдот. Но в общем, ни те ни другие наукой заниматься немотивированы. Да и вообще, – вздохнул он, – в России стремительно сокращается количество вменяемых людей. До катастрофического какого-то уровня.

Их обоих, увлеченных беседой, не сразу привлек скандал, звуки которого доносились из угла, занимаемого кавказцами. Повернув голову, Алексей увидел, что двое парней из этой компании не дают пройти девушке, а один из них держит ее за рукав плаща. Тот, который держал за рукав плаща, стоял чуть спиной к столику, за которым сидели Алексей с Угодниковым, и им был видна коричневая рукоятка засунутого за брючный ремень пистолета. Охранник, как назло, скрылся где-то в подсобке.