Дороги, которые мы выбираем
Шрифт:
Теперь уже пятнадцать лет, как в земле он лежит, даже места того не знаю, и все слезы, что были у меня, я уже выплакал. Пока ты как человек, как коммунист живешь, роднее тебя у меня нет никого, хоть и далеко ты от меня. Но если вихлять начнешь, хитрить, не будет у меня к тебе жалости, так и запомни!
Он легонько ударил меня по колену и встал.
Я поднялся за ним следом. Слова Трифонова ошеломили меня. Только сейчас я понял, как глубоко переживает он мой поступок. Формально вина моя была невелика. То, что я не высказал своего отношения к статье во время выступления на бюро, конечно заслуживало порицания, но не больше.
— Павел Харитонович, — с трудом выговорил я, чувствуя, как дрожит мой голос, — я все понял! Спасибо тебе… только ты верь мне, верь… Я ведь еще тогда все высказал Орлову. Сразу же, как прочел статью.
— Знаю, — прервал меня Трифонов. — Он мне все после бюро рассказал. Не выдержал. Все твои слова повторил.
— Правда?! — воскликнул я и почувствовал огромное облегчение. Значит, Григорий сказал все же правду, вопрос исчерпан. Мы можем оставаться друзьями.
— А чего ж тут врать? — усмехнулся Трифонов. — Ты думаешь, легко коммунисту, когда четыре руки против него поднимаются? Это ведь со стороны кажется, что они вверх подняты, просто голосуют. А ему-то ведь другое видится: четыре пальца на него указывают, четыре пары глаз осуждают. Легко ли!
Трифонов снял с гвоздя свое пальто. Он уже был у двери, когда одна мысль пришла мне в голову.
— Харитоныч, — сказал я, — но как же так? Значит, ты, когда пришел сюда, знал уже, что я не виноват, что я все, все высказал Григорию, что мое отношение к статье совершенно определенное?
— Осудить в душе — этого мало. Это по-христианскому, может, и много — зло в душе осудить, а по-партийному — драться с ним надо. Ты кулаком только взмахнул. Понял? А кулаки даны не для того, чтобы ими размахивать, плескать и ладошками можно.
Он постоял несколько мгновений молча и задумчиво проговорил:
— И как это редактор, Полесский этот, надумал такую статью напечатать? В чем тут дело?.. Под Кондакова подкоп ведет?
— Очевидно. Хотя не думаю, что главное в Кондакове… — заметил я.
— Ну, не скажи, — ответил Трифонов. — Кое-какие счеты у них есть. Помню, Кондаков был одним из тех, кто на бюро горкома возражал против утверждения этого гуся редактором…
— И что же, ты думаешь, что именно из-за Кондакова стал Полесский городить весь этот огород?
— Ну, так я не думаю… — задумчиво произнес Трифонов, — хотя убежден, что Полесский к тому же и склочник. Политический склочник. Есть такие. Все высокой политикой объясняют. А на поверку проще выходит… Для себя, для своей выгоды жар загребают. Ну, посмотрим, будущее покажет.
…На следующий вечер я пошел к Орлову. У меня сразу стало легко на сердце, после того как я узнал, что Григорий сам рассказал Трифонову о нашем разговоре.
Ничто не стояло теперь между нами. Мы можем остаться друзьями. Но как только я выкинул из головы эту историю со статьей, вернулись тягостные мысли о цементе. Вопрос: «Что делать дальше?» — опять встал передо мной со всей неумолимостью. С этим вопросом, на который я не мог придумать ответа, я и шел к Григорию.
Подойдя
Я остановился в нерешительности: кто бы это мог быть у Григория? Наконец постучал.
Через мгновение дверь отворилась. Орлов стоял на пороге.
— Заходи, заходи, — приветливо, но чуть смущенно пригласил он, — а у меня, видишь, гости!..
От неожиданности я едва не отступил, увидев Ирину Волошину. Она сидела у стола.
— Вы как будто уже знакомы, — сказал Григорий, делая широкий жест рукой в сторону Волошиной.
— Встречались.
Это прозвучало суше и безразличнее, чем бы мне хотелось. Я ничего не имел против этой девушки после нашей последней встречи. Но сейчас мне хотелось видеть Григория, только его одного. Я был уверен, что он сидит в одиночестве и ждет меня. Но что делать?.. Сразу уйти было бы просто невежливо. Я подсел к столу. Несколько мгновений все молчали. Я заговорил первым.
— Никак не ожидал увидеть вас здесь, — необдуманно брякнул я.
Никто не откликнулся на эти слова.
Закипел электрический чайник. Ирина протянула руку к одному из стоявших на столе стаканов. Она сделала это как-то автоматически, не глядя, и я подумал, что, наверное, она здесь не впервые.
— Похоже, что вы здесь уже бывали? — спросил я. Это было и вовсе бестактно, но на этот раз умышленно.
Я заметил, как Григорий нахмурился, и понял, что причинил неприятность прежде всего ему.
«Ну и пускай злится, — решил я про себя. — В конце концов с его стороны тоже не по-товарищески скрывать от меня, что его знакомство с Волошиной уже далеко не «шапочное». Раз друзья, так друзья».
— Видимо, вы чем-то расстроены, Андрей Васильевич? — Волошина передала мне стакан чаю.
Мне почудилась в ее словах насмешка. А ведь свою последнюю фразу я произнес совсем весело, подчеркнуто весело, без всякого вызова. Но Волошина продолжала как ни в чем не бывало:
— Как раз перед вашим приходом Григорий Иннокентьевич рассказывал мне, что у вас не хватает бетона. Что же вы намерены делать?
— Закрыть туннель и распустить рабочих, — ответил я, чтобы отвязаться. Только мне ее вопросов и не хватало!
— Этого вам сделать, видимо, не позволят, — сказала Волошина.
— Что-нибудь случилось, Андрей? — недоуменно спросил Орлов.
— Ты еще спрашиваешь! — возмутился я, и вся история со статьей снова возникла в моем сознании. — Если и завтра и послезавтра не будет телеграммы из главка, я просто не знаю, что мы будем делать. Меня не пугают пьянчуги в штольне или этот бузотер из уголовников. Но вот все вместе взятое… Эти штучки Рожицына, этот нелепый митинг… Мы с таким трудом сколачивали наш коллектив… Откуда полезла вся эта дрянь? Из-за вынужденного бездействия?
— А что же делает ваша партийная организация? — громко спросила Волошина.
Ну вот, теперь пошла политграмота!
— Парторганизация не может достать цемент, — не глядя на Волошину, ответил я. — Послушай, Григорий, а что, если несколько участков оставить вообще без бетона?
Эта мысль пришла мне в голову совершенно внезапно, от отчаяния, и, высказав ее, я тотчас же подумал: «Что за ерунду я говорю!»
— Не понимаю, о чем ты? — недоуменно спросил Григорий.
— Ну, есть туннели вообще без обделки, без бетонирования!