Дороги моря
Шрифт:
Что бы ты мне сказала напоследок? Что бы ты мне сказала?
Я перевожу дыхание медленно, глаза влажные и в носу хлюпает, вдох. Выдох. О, Альба ненавидела пустого размазывания слез и соплей по лицу, я не помню ее плачущей.
Я помню, как мы с Илаем приезжаем сюда впервые, нам по шестнадцать, и он боится, жутко боится встретить ту же реакцию, что обычно встречает. Реакцию, к которой он привык, что-то, вроде того, чем неизменно награждает его моя мать и потому всю дорогу я шепчу ему в ухо, целую и кусаю, ловлю за руку, «Все будет хорошо, все будет иначе, вот увидишь.» Он сжимает мои пальцы в руке до
Альба улыбается, рассматривает нас долго, как мы неловко держимся за руки, как смотрим на нее оба будто в ожидании приговора: – Альба, это..
Альба хохочет, смех у нее звонкий, она так и не разучилась смеяться, никогда, никогда не теряй этого, думаю я в эту секунду: – Это, полагаю, знаменитый Илай, который вскружил голову моей внучке и свел с ума мою дочь в совершенно ином смысле. От обеих я слышала достаточно. Чернявый какой, Скарлетт. Я в восторге.
Альба склоняет голову и смотрит на него долго: – А теперь, милая, подожди и дай мальчику сказать за себя хоть слово. Добро пожаловать, Илай. Рада вас видеть.
Каким правильным мир был в эту секунду, каким законченным, каким верным. Как ловко, с неповторимым щелчком все встало на свои места. И как эти каникулы прочно занимают место в моем сердце, все неповторимое, звонкое, соленое время на море, когда ты теряешь счет дням, поцелуем, любви и сделанным наброскам, внимательный взгляд Альбы, когда она думает, что я не вижу, и я потом много говорю с ней, спрашиваю, о чем именно она думала, мне так важно было.. Мне было так важно.
Как я по ней скучаю.
Альба, от которой мне остался Дом, по-настоящему Дом, с заглавной буквы.
И оглушительная пустота в душе. Никто и ничто мне тебя не заменит.
Милая, дорогая, родная.
Что бы мы сказали друг другу?
Почему ты меня не дождалась?
И там, где я ищу ее голос, я слышу только свой собственный, сплошные вопросы.
Там, где я ищу ее голос, ее ответы, я слышу только море.
Мы были влюблены в море, любили неповторимой любовью, в Доме на краю света жили Альба, Бруно, море и любовь.
Теперь остались только я, море и любовь к нему. Любовь возвращается, возвращается домой, потихонечку, по крупицам.
Глава 16
Мораг на дух не переносит людей, которых считает ниже себя, в своей голове матушка забралась так высоко, что если когда-нибудь придется спускаться – а придется, всем приходится, то падать будет очень больно.
Завтра двадцать первое июня и все это означает наступление моего шестнадцатого дня рождения, мы родились в один день с Брендоном Флауэрсом и это до сих пор заставляет меня удовлетворенно урчать.
Мораг готовит что-то настолько глобальное, что становится страшно, сплошные ленты, шары, бесконечное движение, событие случится только завтра, а все вокруг кружатся уже сегодня. Так много людей и так много голосов, так много слов, так много взглядов, которые смотрят будто сквозь меня. Я не слишком люблю сиреневый цвет и это волнует кого-либо в последнюю очередь, сиреневым будет даже торт. Мораг считает, он чертовски сильно
Отец, разумеется, задерживается на работе или где бы он ни был, но так или иначе, со мной его нет и в общем безумии он участия не принимает.
И едва ли примет завтра, никто из нас, ни он, ни я не любим торжественных приемов. Мораг приглашает только богатых и знаменитых, сильных мира сего, я уже чувствую себя главным блюдом, украшением стола, матушка напряженно думает, кому лучше меня впихнуть, чтобы было потоварнее, чтобы разошлось тиражом пошире.
Мысль хочется стряхнуть, а после принять ванную. С кислотой.
Двадцатого июня вечером я возвращаюсь поздно, Мораг стоит в дверях немой укоризной, я вздыхаю,
– Я поздно. Но не настолько поздно, чтобы так на меня смотреть. Прости.
Я избегаю встречаться с ней глазами поскольку у меня есть все основания опасаться, что подобные буря и натиск приведут только к тому, что мы будем ругаться до второго часа ночи и перебудим весь дом, а заодно всех соседей. У меня нет настроения. У меня нет желания.
– Можно мы не будем ругаться хотя бы в честь того, что у меня завтра день рождения? Пожалуйста, пожалуйста и с вишенкой на верхушке?
Когда я поднимаю на нее глаза, мать хмурится, я почти считываю беспокойство. Когда прохожу в дом, боковым зрением отмечаю, что к завтрашнему событию все уже готово и это, конечно, совершенно не то, что я планировала и это, конечно, последнее, что волнует матушку. Я ежусь, во всяком случае, Лана и Тейт тоже будут здесь и это повод как минимум не впадать в истерику от всего скопления совершенно мне неинтересного народа, который к тому же рассматривает меня исключительно в рамках свободных рыночных отношений. Мы не перестаем благодарить мир за капитализм.
Пока я пытаюсь ускользнуть от матери, Мораг ловит меня за руку, несильно, но достаточно, чтобы притормозить, разворачивает к себе, – Снова этот монструозный мальчишка, правда?
«Этот монструозный мальчишка» имел имя, имел возраст, имел потрясающие черные кудри, в них можно было зарываться пальцами и поразительно терять себя в этом процессе, этот мальчишка прятал лицо у меня в ладонях, этот мальчишка.. С этим мальчишкой мы часто говорили друг другу «Ты ощущаешься домом.» Которого у Илая никогда не было, который был у меня, но ощущался скорее отелем или тюремной камерой. Мораг поджимает губы, когда я осторожно киваю и добавляю, – Я вернулась не настолько поздно, еще до уставленного тобой комендантского часа, я не понимаю, в чем проблема.
Мораг издает смешок, неожиданный совершенно, невеселый, – Хочешь знать, в чем проблема? Поставь себя на мое место. Где ты пропадала? Что ты с ним делала? И самое интересно, Карли, детка, куда это нас приводит?
Я ненавидела дурацкое сокращение. Мама не знала другого проявления нежности. Все это ставило нас в крайне неловкое положение. Я вопросительно приподнимаю брови, вроде «И куда же?»
– Ну же, Скарлетт, какие у этого мальчишки перспективы? Сдохнуть, не достигнув двадцатилетнего возраста от передоза или от пули? На это ты рассчитываешь, такие у тебя планы на будущее? И я бы так не напирала, Скарлетт, я бы так не напирала, но с момента его появления я тебя почти не вижу, и, послушай, меня это беспокоит, меня это действительно беспокоит.