Дороги товарищей

Логинов Виктор Николаевич

— Парень? Ты? Живой? — Матюшенко возник над кудрявым березнячком, шагнул к Саше, обнял его.

— А где Батраков? — быстро спросил Саша.

— Живой, живой и Батраков, — успокоил его украинец. — Тут в кустах лежит.

— Ранен?

— Да не ранен. Ногу свихнул. Чудо, хлопец, и только! Слухай, — Матюшенко смотрел на Сашу с нескрываемым удивлением, — про какой Перекоп ты, друже, кричал?

Саша смущенно пожал плечами:

— Это я… от страха.

— Ничего себе, от страха! — не поверил Матюшенко. —

Здорово это ты крикнул! Очень здорово, — сказал Матюшенко.

— Сам не знаю почему. — Саша улыбнулся.

— Ну, пойдем к Сереге, — сказал Матюшенко.

Увидев Сашу, Батраков радостно вскрикнул, протянул к нему руки. Саша наклонился, и Батраков, крепко обняв его, поцеловал.

— Молодец, молодец! — сказал он. — Взяли мы Перекоп, взяли! Только вот мало нас вроде бы осталось!.. — Последние слова он произнес с горечью.

— Найдутся и другие. Огонь-то не прицельным был, — сказал Матюшенко.

— Посмотрим… А пока что мы с Матюшенко… вдвоем. Пр-роклятая нога!

— Что ж поделаешь, товарищ помкомвзвода, — тихо выговорил Саша; ему хотелось успокоить Батракова, приободрить его.

— Матюшенко спас меня, на плечах из огня вытащил, — продолжал Батраков.

— А у вас нога… серьезно, товарищ помкомвзвода? — спросил Саша, с тревогой взглянув на украинца.

— Да н-нет, — огорченно простонал Батраков, — вывих, может… а может, жилу растянул. Бывает же такое!

— Он даже немного ходить может, — вставил Матюшенко.

Батраков усмехнулся:

— Опираясь на тебя.

— Разреши, Сергей, я все-таки схожу в село, добуду какой-нибудь еды, а то мы скоро от голода сдохнем, — сказал Матюшенко.

— А немцы?

— Хай им грец!

— Ну, ладно. Иди.

— Товарищ Батраков, и я! — вырвалось у Саши.

— Нет, Александр, ты останься. У меня к тебе разговор есть.

— Я пошел, — сказал Матюшенко. — Не вернусь часа через два, не ждите: влип, значит. — Он постоял, а потом решительно опустился на колени и обнял Батракова — неуклюже, по-мужски.

— Вертайся, понял? — тоном приказа, но с теплотой в голосе сказал Батраков.

— Вернусь, чего там! — Матюшенко пренебрежительно махнул рукой.

В лесу раздался свист.

— Ну вот, собираются, — весело отозвался Матюшенко. Он исчез в кустах. Шум его шагов стал удаляться, глохнуть.

Саша ответил на свист, и скоро подошли сразу четверо бойцов; один из них был ранен в руку.

— Ребятки! — чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Батраков. — Братики! Слава богу! — Он привстал на колени и стал обнимать и целовать каждого. — Жив? Ранен? А что нога? Здоров? — спрашивал он бойцов с отцовским участием.

Бойцы тоже были несказанно рады встрече. На лицах их, изможденных, серых от голода и лишений, густо заросших нездоровой, грязной щетиной, появились несмелые,

еще кривые от непривычки, но уже светлые, свободные улыбки. Один из бойцов сказал, что в лесу скрывается еще группа красноармейцев, пять человек.

Батраков, снова почувствовавший себя ответственным за жизнь людей, сразу же распорядился, чтобы два бойца, самые выносливые, вышли к дороге и проверили, не замышляют ли немцы какую-нибудь гадость.

— В случае чего стреляйте без пощады и отходите Мы будем знать, что засада.

— Я слыхал, что фашисты преследуют наших собаками, — сказал Саша, когда разведчики ушли.

— Сейчас им не до собак, — успокоил Сашу Батраков. — Здесь фронт. Сзади нас целые дивизии из окружения пробиваются.

— Неужели правда?

— Чего скрывать, здорово нас немец трепанул. Только все это временно, Александр, ты не сумлевайся. Россия большая. Россию победить нельзя. Но не в этом сейчас дело. Я о тебе хочу говорить, Александр. Что будешь делать?

Саша насторожился.

— Я пока с вами, — сказал он. — Что же мне делать?

— Останешься с нами здесь?

— Как — здесь? Вы ведь к фронту пробиваться будете?

— Будем, да не сразу. Видишь, сколько нас осталось? Надо окрепнуть, поправиться… — Батраков помолчал и, виновато глядя на Сашу, заключил довольно твердо: — А тебе надо уходить, Александр. Ты не военнослужащий, гражданский.

— Вы мне не доверяете? — тихо спросил Саша.

— Да ты что! Постыдись! У меня в монастыре вся душа о тебе изболелась. Мы-то солдаты, мы верны присяге, нам и по уставу положено, как говорится, смерть принять, а тебе нельзя. Ты иди, Александр.

Саша сидел, молчал. Он понимал Батракова. Да, оставаться здесь ему не имело смысла. Ребята будут ждать его у озера Белого. Если бойцы не могут сейчас идти к Чесменску, значит, ему не по пути с ними. И в то же время расставаться не хотелось. За это недолгое время Саша крепко привязался к своим новым товарищам, почти сроднился с ними — и вот, кажется, настало время покинуть их.

— У меня за тебя вся душа изболелась, — повторил Батраков. — Тебе еще жить да жить!

— А если бы я остался? — опять тихо спросил Саша.

— А я тебя не оставлю, Александр, — решительно сказал Батраков. — Не имею права оставлять. Мои бойцы, они мне теперь по воинскому уставу подчинены, и жизнью их я, если нужно, могу распорядиться. А твоей жизнью я распоряжаться не имею права: ты гражданский человек, да и молод еще.

— У меня призывной возраст, — возразил Саша.

— Я тебе лучшего хочу, Александр, не спорь со мной. Я к тебе привык, парень ты дельный, не хуже моих бойцов, но у тебя свой путь, а у нас свой. Ты еще, друг, навоюешься. Война-то, видно, затяжная пошла. Иди, иди в город. Увидишь мать, друзей.