Дороги товарищей

Логинов Виктор Николаевич

— Ведь Чесменск занят, наверное…

— Этого еще никто не знает. Иди, иди!

Батраков все время повторял это слово — иди; иногда оно звучало как команда, иногда — как просьба.

Саша и сам понимал, что ему надо идти. Все-таки действительно его ждут друзья. Может быть, Женя… Обязательно — мать! Надо идти.

— Винтовку вы мне, конечно, не отдадите?

— Нет, понятное дело. Винтовка — военное имущество. Это раз. А потом — зачем тебе винтовка? Ты с ней погибнешь — и только. Ты иди открыто. Вот так.

Саша оглядел свою одежду.

Рваная грязная майка. Рваные грязные штаны. Рваные брезентовые полуботинки. Бездомный бродяга, оборванец. Но, может быть, это как раз и поможет ему?

Саша вздохнул:

— Так я и не израсходовал патроны.

— Правильно сделал. Патроны нам пригодятся.

Саша положил винтовку к ногам Батракова, выпрямился, встал по стойке смирно.

— Ты возьми, возьми пока оружие, — сказал Батраков. — Мы еще проститься должны с тобой!

Вернулись разведчики. Они доложили, что по дороге по-прежнему тянутся гитлеровские войска, немецких патрулей в лесу нет. Очевидно, немцы посчитали, что мало кому из красноармейцев удалось пробиться в лес.

Вскоре вернулся и Матюшенко. Он принес хлеб, кусок сала и четверть молока.

— Живем, хлопцы! — весело сказал он. — В деревнях немцев еще нет.

Из леса пришли еще шестеро бойцов. Почти все они были легко ранены.

Теперь отряд Батракова увеличился до двенадцати человек.

Они поели, а потом некоторое время сидели, отяжелевшие, задумчивые. Ели только хлеб, запивая его по очереди молоком. Сало Батраков спрятал, предварительно отрезав от увесистого куска хороший ломоть. Он завернул его в тряпицу и протянул Саше:

— На дорогу.

— Уходит хлопец? — спросил Матюшенко.

— Да. Товарищи красноармейцы, слушай мою команду! — Превозмогая боль в ноге, Батраков поднялся. — Становись!

Бойцы построились между деревьями.

— Смирно-о!

Батраков прямо и твердо стоял перед замершей шеренгой, а рядом с ним, прижав винтовку к бедру, стоял Саша.

— Товарищи красноармейцы, во-первых, поздравляю вас с освобождением из осады!

— Служим Советскому Союзу! — глухо ответили одиннадцать человек.

— Товарищи бойцы, — продолжал Батраков, — вчера вечером вас поднял в атаку допризывник Александр Никитин, житель города Чесменска, член ВЛКСМ.

Одиннадцать человек посмотрели на Сашу.

— Может быть, этому парню мы обязаны сейчас своим спасением и жизнью. Он совершил воинский подвиг, за который по уставу полагается награда. Но мы в окружении, штаба рядом с нами нет. Этого хорошего хлопца мы брать с собой не имеем права, он пойдет своей дорогой, куда — он знает. Но перед тем, как с ним расстаться, мы должны сказать ему наше большое красноармейское спасибо!

— Спасибо! — хором сказали бойцы.

— Спасибо! — повторил Батраков, крепко сжал в своих руках Сашину руку и поцеловал его.

— Не за что… что вы, — прошептал Саша, чувствуя, что на глазах его вскипают слезы.

— Есть за что! — продолжал Батраков. — Справа по одному — подходи! — скомандовал он.

И

бойцы по одному стали подходить к Саше. Они жали Никитину руку, а некоторые, кто постарше, обнимали его и целовали.

Растроганный Саша с трудом сдерживал слезы.

Вот последний боец, раненный в обе руки, подошел, Саша сам обнял его и на миг прижался к его колючей щеке.

— За Перекоп, — прошептал боец.

— Это наша солдатская награда! — сказал Батраков. — Ну, не забывай нас, Александр, а мы тебя не забудем! — И он еще раз обнял и поцеловал Сашу.

— Спасибо вам, товарищи бойцы, за теплые слова, — тихо заговорил Саша. — Я ничего для вас не сделал… чтобы благодарить так… честное слово! Но я вас не забуду. Счастливо вам пробиться к своим! Желаю вам удачи, победы и… всем живым прийти домой! А я пошел. До свидания!

— Счастливо и тебе, Сашка! — ответил за всех Матюшенко. — Бери вправо, там проселочная дорога.

Саша с сожалением протянул Батракову винтовку и повторил:

— Я пошел. Я вас не забуду!

Пройдя немного, он оглянулся. Все бойцы смотрели ему вслед. Он помахал им рукой.

— Вперед, Александр! — сказал Батраков.

Оглянувшись еще раз, Саша увидел только стену деревьев и зеленые заграждения кустарника. Лес навсегда закрыл, спрятал его недавних товарищей по походу, осаде и атаке. Саша уходил один, и сердце у него больно билось от щемящей грусти, сердце сопротивлялось, звало Сашу назад. Сердце звало, но подчиниться этому зову Саша не мог и все шел, шел…

Он шел к своим старым школьным друзьям. Но он не знал, что ждало его впереди.

Впрочем, и в самой обыкновенной мирной жизни человек не знает, что ждет его впереди. В этом-то и заключается непреходящая, бесценная новизна жизни…

Было еще утро, часов десять, может быть, одиннадцать. Солнце по-прежнему проливало на лес неисчислимые потоки лучей, нежно золотя стволы гордых сосен, одевая драгоценными бликами белые стволы берез, вскипая в зеленой листве. Свет и мягкие нетревожные тени веселили лес, делали его праздничным, необычным. Необычность, праздничность дополнялась птичьим разноголосым оркестром.

В лесу войны не было. Природа жила мирной, спокойной жизнью.

И мало-помалу Сашу снова, как и ранним утром, стало охватывать радостное ощущение счастья и свободы. Он шагал легко. Почти не страдавшая, не знавшая ни больших бед, ни горьких утрат юность вела его прямой дорогой и пела на ухо самые светлые и легкие песни. В Сашином сердце жарко горела надежда, что все окончится благополучно — и у него, и у друзей, и у большой, великой его страны.

Но война не хотела прятаться в кусты. Она и в этом озаренном солнечным счастьем лесу напомнила о себе. Выстрел раздался с такой грубой, неподготовленной резкостью, что Саша шарахнулся в сторону и замер. Стреляли где-то близко. Подавляя дрожь в теле, Саша посидел в кустах, а потом снова пошел. Но теперь уже и солнце, и мягкие тени в лесу, и шорох птиц — все тревожило его.