Дорогие спутники мои
Шрифт:
Дудин думал о другом.
28 марта 1963 года он писал в "Ленинградской правде": "Настало время в черте самого города поставить памятник героям обороны Ленинграда. И поставить его на народные деньги, собранные ленинградцами. Государство наше не бедное. Оно могло бы сделать это и само. Но пусть этот памятник будет воистину народным, чтобы каждый ленинградец, внесший свою посильную лепту на постройку этого памятника, имел право считать его лично своим памятником героям обороны и блокады".
Рукой Дудина руководило пожелание многих. Но отклик, который встретило его предложение, превзошел
В числе первых свой взнос сделал Михаил Дудин.
Он выпустил в Лениздате поэму "Песня Вороньей горе" и гонорар за книгу перечислил в фонд будущего памятника.
А пока шли первые туры конкурса на проект памятника и сбор средств, Дудин вынашивал другую идею, которая в самое короткое время была воплощена в жизнь.
Поэт предложил весь рубеж ленинградской обороны, "кольцо нашей ненависти и надежды", превратить в один огромный парк. Он высказал это предложение, когда мы готовились праздновать 20-летие разгрома фашистской Германии: "...пусть в этот день, 9 мая, весь Ленинград от мала до великавыйдет на священные для нас рубежи и в истерзанную, политую кровью землю посадит деревья.
Пусть на месте кольца блокады вырастет вокруг Ленинграда Зеленое кольцо славы, пусть оно обозначит на вечные времена своим зеленым шумом рубеж нашего мужества".
Этот рубеж очень много значит для самого Дудина.
Передний край - не лучшее место для работы нал строкой, и прав Сергей Орлов, заметивший как-то, что "поэтами рождаются и становятся вопреки войне, а не с помощью ее". Но тем не менее война была порой удивительно быстрого мужания вчерашних юнцов, не только школой смелости, по и школой гражданственности. Юноша, щек которого еще не касалась бритва, в окопе, увидев в прорезь винтовки врага, осознавал себя Солдатом. Потом он мог стать поэтом, художником, полководцем. Но все, что случится с ним в это "потом", он будет мерить солдатской мерой. Так война войдет не только самой яркой страницей в биографию поколения, к которому принадлежит Дудин, по и станет оселком, на котором оно будет проверять и остроту своего пера, и меру ответствепности за все происходящее.
Память для Дудипа - не заповедник, не надежно защищенная от бурь и ветров бухта, где можно переждать или отвести душу. Она не позволяет предать забвению пережитое и - это очень важно - не ошибиться сегодня.
Для Дудина ли только?
Вчитайтесь в стихи Г. Суворова, М. Луконина, С. Орлова, С. Наровчатова, А. Недогопова, М. Карима, К. Кулиева. О чем бы они ни писали, их стихи о человеческом братстве и о Родине, во славу которой они пролили кровь, по все еще чувствуют себя должниками ее. Многим наделила их Родина, но превыше всех прав для них - гражданские обязанности.
Понял я: покуда жизнь жива,
Исполнять обязанности надо,
А
скажет Александр Межиров.
Самым светлым воспоминанием у Семена Гудзенко останутся дни, когда он "был пехотой в поле чистом, в грязи окопной и в огне". Война вознесла его так высоко, что пришла убежденность: потом могу я с тех вершин в поэзию сойти.
Об этом писал Михаил Луконин. В пронзительно откровенных стихах с фронта он провозгласил, что "лучше прийти с пустым рукавом, чем с пустой душой". После победы он обращался к друзьям:
Спите, люди, сном предутренним одеты,
Отдыхайте,
Для работы,
Для игры,
Привязав на нитке дальние ракеты,
Словно детские зеленые шары.
Чтобы дети и колосья вырастали...
Вчерашним солдатам снилась еще вздыбленная разрывами бомб земля, но они уже успели пересесть из танка на трактор.
Страна перепахивала окопы, перегораживала плотинами реки, чтобы вода крутила турбины электростанций.
Однако солдатская гимнастерка еще долго будет спецовкой строителей, хотя рядом с ними в общий строй встанут их дети и внуки.
Это к ним обращался Александр Яшин:
Да, нам всегда была близка мечта,
И не корысть кидала нас в сраженье.
В нас жили смелость, самоотреченье
И ленинского сердца чистота.
...Мы идем с Дудиным по набережной Невы. Омытый первыми осенними дождями, зарозовел на закате невский гранит. Бьется в берег уже голубая вода. Глядят - не могут наглядеться в ее зеркало ленинградцы, глядят в нее и не могут наглядеться арки мостов, дома.
Вдруг Дудин останавливается и долго-долго стоит, облокотившись на парапет. И дальше мы идем уже молча.
У Кировского моста Дудин торопливо подсаживает меня в автобус, а сам через мост, опираясь на самодельную палку, широко шагает к себе, на Петроградскую.
Поздней ночыо у меня звонит телефон.
– Не лег еще?
– Нет.
– Так послушай, пожалуйста.
Дудин читает стихи о том, как в блокаду на одной из ладожских льдин, плывших по Неве, увидел мальчика "в ремесленном кургузом пиджачке". Мальчик вмерз в свою хрустальную постель... Стихи о человеческой памяти: