Дорогие спутники мои
Шрифт:
В тот же день извести.
Здесь с заставскою песнею
На смерть стали стеной,
Если б, скажем, воскресли мы -
Снова б ринулись в бой.
Так лирический герой поэзии Саянова возвращается на круги своя, обогащенный опытом, накопленным народом и страной. Он удивительно
"Голос молодости"-это не столько воспоминания человека, много увидевшего и пожившего на земле, сколько приглашение читателя к обобщению, к раздумьям над уроками, которые преподала жизнь. Здесь и споры с другими людьми, молодыми в том числе, ибо зрелость только тогда настоящая, когда она обретает право предостерегать от ошибок, от которых сама в свое время не убереглась.
Стих Саянова снова стал, как прежде, емким, сильным и звучным.
Начиная в двадцатых годах работать в поэзии, Саянов не скрывал, что хочет стать запевалой. В "Голосе молодости" он признался, что сочтет за счастье, если его строчка принесет пользу людям, даже оставшись безымянной. Не важно, кто написал ее. Важнее - что песет она людям.
Кто написал ее нежданно?
Чья вывела ее рука?
Не знаю... Но и безымянной
Та задушевная строка
Живет в богатстве русской речи,
В певучем слове и всегда
Твой озаряет путь далече,
Как путеводная звезда.
Комаровские диалоги
А сам закат в волнах эфира
Такой, что мне но разобрать,
Конец ли дня, конец ли мира,
Иль тайна тайн во мне опят?.
А. Ахматова
Сильва - жена Александра Гитовича - передает мне приветы от Анны Андреевны Ахматовой.
– Заходите к ней почаще. Не робейте.
Но я робею, когда случается бывать у Ахматовой, теряюсь, как школьник на экзамене, и часто говорю не то, что хотел бы сказать. Для меня Ахматова - живой классик. Наверное, прав Гитович. Он утверждает: у мировой поэзии всегда были отцы - Гомер, Данте, Пушкин. Чувства материнства она не испытывала до появления Ахматовой...
И вот "Литературная газета" поручает мне взять интервью у Анны Андреевны.
Мчусь в Комарово и, как обычно, прежде всего захожу к Гитовичам. Рассказываю Александру Ильичу о задании.
Мы сообща продумываем план беседы, на отдельном листке я записываю вопросы. Гитович берет на себя роль режиссера.
Литфондовские дачи, в которых живут Ахматова и Гитович -
Иногда споры столь резки, что поэты расходятся на несколько дней и отгораживаются друг от друга. Мир чаще всего наступает, как только кто-то заканчивает стихотворение или перевод. Тогда дипломатия отбрасывается в сторону. Даря одну из своих книг Гитовичу, Анна Андреевна написала на ней: "В период перемирия". Они были нужны друг другу: Ахматовой - прямота Гитовича, Александру Ильичу - огромная культура и интуиция Ахматовой.
В записных книжках Гитовича - немало заметок об Ахматовой.
"Я многим обязан этому знакомству, - питаем в одной из них.
– Я впервые воочию увидел верноподданного тоге мирового государства поэзии, которое до этого было для меня лишь смутным и дымчатым в своей нереальности.
Анна Андреевна Ахматова, а ведь она женщина, оказалась тем не менее рыцарем русской поэзии, который, в отличие от Дон-Кихота, побеждает. Ее живая жизнь есть гордость ее страны, ее языка.
Пройдут года, пройдут десятилетия, и все равно молодой человек или молоденькая девушка будут читать и повторять, любя, стихи Ахматовой, потому что в них соединяются чистота и сила русского языка и огромное душевное благородство".
Мне Гитович говорил:
– Я хотел бы отвести от нее девяносто из ста гостей.
Надо беречь не только ее время и нервы. Репутацию тоже.
К пей рвутся люди, которые тут же распространяют о ней всякую чепуху. Эта чепуха перепродается за границу...
Как ни мал был мой опыт общения с Ариной Андреевной, но и я наблюдал тех, кто беззастенчиво спекулировал расположением поэтессы.
В представлении многих Ахматова - человек из прошлого или, во всяком случае, поэт, который запер себя в башне из слоновой кости. Неверно это! Анна Андреевна дорожила общением с людьми, не только с теми, кто приходил к ней, думая о личных интересах, но и с теми, которым ничего от нее не было нужно, по которые могли что-то дать ей самой. Она отнюдь не была затворницей! А со интересы выходили за рамки интересов людей, составлявших круг ее близких знакомых.
Как-то, живя в Москве, в Сокольниках, Анна Андреевна пригласила меня к себе. Это было в канун ее дня рождения.
Я не хотел приходить с пустыми руками и принес ей свою книжицу о Сергее Орлове.
– Очень хороший поэт, - сказала Анна Андреевна, принимая подарок.
Я думал: слова диктует ей воспитанность, но начался разговор, и я с удивлением услышал, что Ахматова знает некоторые стихи Орлова наизусть. Мы проговорили добрый час о поэтах фронтового поколения.
В другой раз, уже в Комарове, я приехал к ней вместе с корреспондентом "Литературной газеты" А. Половниковым. Еще в поезде мы разговорились о Марине Цветаевой, ее поэзии. Наши мнения не совпадали. Половников принимал Цветаеву восторженно, я же - более сдержанно: мне казалось, что некоторый налет кликушества в сочетании с наигранностью мешает поверить поэтессе до конца.
Не закончив спор, мы пришли к Ахматовой. Спросили ее мнения.
– Прочтите мне что-нибудь цветаевское, - неожиданно предложила хозяйка.
Я начал читать "Царь-девицу".
– А вы, оказывается, хитрый спорщик, - рассмеялась вдруг Анна Андреевна.
– У Цветаевой можно было выбрать для цитирования и нечто другое.
Боюсь утверждать, но по всему было видно, что Анна Андреевна в чем-то согласилась со мной. На прощание она порылась в столе, извлекла из ящика фотографию со своего портрета и подарила мне...