Дорогой бессмертия
Шрифт:
Подбежал второй патруль, вскоре подъехала машина с гестаповцами. Но Громов и его попутчики уже были далеко.
Паша примчалась к Наташе Косяченко, горячо и долго говорила о происшедшем.
– О, я себе представляю, как обозлены немцы! А какой был Громов!..
Паша призналась Косяченко, что минуты ожидания были для нее очень томительными. А когда прозвучал выстрел, из груди вырвалось: «Все!» Сверлила только мысль: уйдет ли?
Рассказывая, Савельева нервно перебирала руками платочек. Лицо у нее горело, а грудь
– Успокойся, Паша,- тихо подбодрила Наташа взволнованную подругу. Я понимаю, все это нелегко, риск большой, но какое дело вы сделали!
Наташа возбужденно продекламировала: …Бунтарский жар В нас не ослаб!
12. ФЛАГ НАД ГОРОДОМ
В двух километрах от восточной окраины Луцка, по проселочной дороге медленно ехала подвода. На ней восседал пожилой рыжий немец и время от времени понукал лоснящегося жеребца.
– Но, красавец, домой! Но!
Гохшистер уже много лет пребывает на интендантской службе, зарекомендовал себя исполнительным, дисциплинированным солдатом. Начальство относилось к нему с доверием, часто поощряло, ставило в пример другим. И если видели, что Гохшистер везет какой-нибудь груз, его не проверяли, тех, кто ехал с ним вместе, не задерживали.
Это обстоятельство как нельзя лучше пригодилось в то раннее утро, когда на перекрестке Гохшистера встретили трое путников.
– Гутен таг! – громко приветствовал один из них – белокурый парень с вещевым мешком за плечом.
– Гутен таг, – искоса поглядел немец.
– С операции идем, красных бандитов били, может, подвезете нас в город? Устали…
Возница придержал лошадей.
– Кто такие?
– Полицейские.
– Луцкие?
– Да.
– Садитесь!
Алексей Абалмасов неплохо знал немецкий язык и всю дорогу безумолку болтал с рыжим.
– Слава богу,- угодничал он,- немецкая армия благополучно закрепилась на новых рубежах. Думается, теперь уже прочно.
– Скоро о солдатах фюрера заговорит весь мир, – заносчиво произнес немец.
– Дай бог!
На улице Шевченко трое полицейских поблагодарили немца за услугу и дальше пошли пешком. А вечером они явились на квартиру к Савельевой. Абалмасов ей объяснил, что прибыли в Луцк по специальному заданию. Вместе с подпольщиками им предстоит выполнить серьезное поручение.
– А для этого нужно временно устроиться на работу. Это будет трудно?
– Раз нужно, попробуем. – Паша задумалась. – Документы у вас надежные, но работу найти сейчас нелегко.
В устройстве партизан приняла участие и Анна Остаток. Она работала уборщицей в гебитскомиссариате. Беседуя с Пашей, она вспомнила, что туда недавно требовались дровосеки.
– Пойдемте, попроситесь, авось повезет, – вызвалась Анна проводить партизан к гебитскомиссариату.
Все
Прошла неделя. Вместе с партизанами работал ранее принятый сюда мужчина, в потертом пиджаке и замасленной фуражке. Лицо у него было землистого цвета, щеки и лоб изъедены оспой. Незнакомец назвался Василием Сорокиным.
– Издалека? – поинтересовался однажды Абалмасов.
– Из Вятки.
– Ого, откуда тебя задуло! – пошутил Абалмасов. Немного погодя он другим тоном спросил: – А чем ты там занимался? Тоже дровосеком был?
– Кабы не война, может, был бы на другой работе, – уклонился от прямого ответа Сорокин.
– А здесь давно?
– Первый год, я из пленных.
В последующие дни партизаны присматривались к Сорокину, но ничего определенного не могли о нем сказать. А сегодня Алексей его спросил:
– Надоело тебе здесь, дружище?
– Да и тебе, я вижу, не меньше, – огрызнулся рябой. Абалмасов нахлобучил фуражку на лоб и настойчиво повторил вопрос.
– Э!.. Да что там! – раздался неопределенный ответ.. «Видно, очень осмотрительный человек», – пришли к выводу партизаны.
Хлынул нежданный летний дождь. Дровосеки забрались в сарай, скрутили козьи ножки, и голубой дымок поплыл вверх. Сорокин загасил папиросу, затянул потуже ремень на рубашке и направился к выходу.
– Куда же под дождь, приятель? – пытались задержать коллеги. – Смотри, льет как из ведра.
– Я не из глины, а дождь не дубина.
Когда Сорокин ушел, Абалмасов сказал:
– Оно и к лучшему. Обсудим наши дела.
Первый порыв дождя ослабел, и теперь он лишь моросил. Во дворе – ни живой души. Партизаны негромко советовались о том, как лучше осуществить диверсию. Даже легкий шепот Абалмасова был слышен в тишине. Он предлагал взорвать здание в момент, когда в нем соберутся фашисты на совещание, и в ту же ночь вывесить красный флаг над зданием генералкомиссариата. В это время другой дорожкой к сараю возвращался Сорокин. Он услышал шепот, остановился, прильнул ухом к доскам. Лицо его вытянулось, уши оттопырились, нижнюю губу прикусил. Кто-то громче повторил, что необхо-димо взорвать здание с двух сторон, дабы ни один фашист из него не выбрался.
– Ай-яй, что задумали! – Сорокин стоял как вкопанный, не шелохнулся. Из состояния оцепенения его вывел кашель. Сорокин отскочил от стенки сарая и специально зашлепал по грязи. На дворе уже выпогодилось, и дровосеки принялись за работу. Лица у всех были сосредоточенные. Неспокойные мысли терзали Сорокина. Нет, он не мог упустить удобный случай выслужиться…
– Зайду в магазин, продавщица обещала буханку хлеба. На это время условились… – Замялся. – Не любит неаккуратных.
– Э, да тебе, дружок, везет – и хлеб и баба есть.