Дорогой чести

Глинка Владислав Михайлович

«Вот должность проклятая! — думал он с горечью. — Всякая проезжая скотина может наорать, ежели выше тебя чином! А все-таки надо узнать его фамилию, чин и место служения. Может, он статский, при министре внутренних дел состоит и прямой мне начальник окажется. Хотя все ухватки военные… Однако ни одного военного предмета в комнате не видел… — Раздумывая так, Сергей Васильевич дошел домой. — Явлюсь по всем правилам и узнаю у станционного смотрителя, что за гусь», — решил он и крикнул:

—

Федя! Подавай тульскую и все мундирное да вели заложить дрожки.

Но не поспел переодеться, как прибежал запыхавшийся Пухов:

— Так что, ваше высокоблагородие, не идут господин Ремер, больным сказались.

— Чем же болен? — спросил Непейцын.

— Да нет, при мне в постелю завалились. «Меня, говорят, прошлый год уж один генерал за зуб свой чуть бутылкой не пришиб. Не пойду, делайте со мной что хотите».

— Ах, черт его возьми!.. Так беги к цирюльнику Гавриле, что кулачный староста, в Заречье, на Барановскую, зови его.

— Слушаюсь! — И Пухов исчез.

«Надо на случай новых оскорблений иметь свидетеля», — раздумывал, одеваясь, Сергей Васильевич.

— Беги и ты, Федя, к почтмейстеру, проси от меня сейчас прийти на почтовую станцию…

Когда, одетый в парадную форму, Непейцын поднялся на крыльцо станционного дома, на нем среди проезжих стоял цирюльник Гаврила, завертывая в тряпицу инструменты.

— Ну, спасибо, братец, — сказал Сергей Васильевич и, проходя, потрепал его по широченному, налитому силой плечу.

— У меня мигом, ваше благородие, — отозвался тот.

Теперь проезжий сидел посередь горницы на стуле и плевал кровью в таз. Подняв глаза, он уставился на ордена Непейцына.

— Что вам угодно? — спросил он, еще раз отплюнувшись.

— Так вы же приказали мне явиться по всей форме.

— Но тот без ноги был? — Опять плевок и недоверчивый взгляд.

— Она у меня механическая, приставная. Помог вам подлекарь?

— Помог… Мастер рвать… А на вас какой чин?

— Подполковник.

— Отставной?

— Нет, действительной службы и, как тяжело раненный, состою пенсионером капитула ордена святого Георгия.

— Вот что… Однако, сударь, вы службы не знаете…

— Из чего вы сие заключили?

— Хоть из того, что не именуете меня как должно.

— Так я ж не знаю, кто вы такой. Кричать на меня вы кричали, чертом, иродом и скотиной обругали, а сами не назвались.

— Я не обязан вам подорожной давать. — Плевок и еще плевок. — А вы обязаны проезжающим помощь оказывать.

— Я к вам на помощь поспешил в сюртуке, чтобы не задерживаться, и вы же меня обругали. А назваться бы вам следовало, ежели угодно, чтоб я вас по чину именовал.

— Генерал-майор Желтухин, вот кто я. Теперь знаете?

— Знаю,

ваше превосходительство. А засим честь имею…

— Как! Разве я вас отпустил? — Плевок.

— Что же вам еще угодно? Присланный мною человек зуб вам вырвал, я в полной форме явился. На том мои обязанности помощи вам и вежливости вашему чину оканчиваются. А смотреть, как плюете в таз, я не обязан как штаб-офицер и инвалид.

— Подождите, я вам еще замечание сделаю: отчего пришли в прежней форме, в погончиках, а не в эполетах, которые полгода высочайшим приказом введены?

— Оттого, ваше превосходительство, что в сем уездном городе их не купить, а из Петербурга еще получить не сумел.

— Сие не ответ начальнику.

— Какой же вы мне начальник, ваше превосходительство?

— Я генерал.

— Про то слышал, но мне неизвестно, какое место занимаете.

— А вот я в Петербурге подам на вас жалобу за дерзость!

— Кому угодно-с. Но я отвечу, что вы за оказанную вам помощь и представление по всей форме изругали меня без вины.

— С виной! С виной! Врете-с, с виной!

— Честь имею, — опять поклонился Сергей Васильевич и вышел.

За дверью стояли Нефедьев в мундире и смотритель почтовой станции с подорожной в руках. Заглянув в нее, Непейцын прочел: «Командир 2-й бригады 20-й пехотной дивизии генерал-майор Желтухин 1-й». Подумаешь, персона!..

Он взял под руку бледного почтмейстера:

— Простите, Иван Макарьевич, что потревожил, но хотел свидетеля иметь хоть за дверью, ежели, как давеча, браниться начнет. Однако обошлось одной пикировкой. Идемте отсюда.

— Нет, батюшка, теперь моя очередь. Ведь он и за мной присылал… — Почтмейстер шагнул к двери и сказал смотрителю: — Давай подорожную да вели закладывать… Ну, господи благослови…

Непейцын едва успел разоблачиться, как перед его домом остановилась дорожная коляска. Выглянув в окошко, увидел генерала в мундире и в шляпе, а через минуту на крыльце раздался знакомый голос, но в самой учтивой интонации:

— Доложи, любезный, что генерал Желтухин просит принять.

«Понятно! Почтмейстер упомянул про Аркащея», — сообразил Непейцын и громко приказал вошедшему Федору:

— Скажи его превосходительству, что я в халате. Проси присесть, покуда оденусь.

Федя не поспел выйти, — отстраняя его, в дверях показался Желтухин.

— Простите, Сергей Васильевич, но на миг один нарушу ваш отдых! — заворковал он медовым голосом. — Заехал чистосердечно покаяться… Боль зубная, пишут, заставляла и короля прусского покой терять, а что уж мы, грешные… Уезжаю далее, и вот малый презент, чтоб зла не помнили. Прошу принять от чистого сердца!