Достало! или Крепкое женское плечо
Шрифт:
«Я имею полное право злиться из-за всего этого», – сказал он.
Я поняла, что его раздражает мой слишком оптимистичный настрой, и решила сбавить обороты. Мы вернулись домой, он занялся поиском работы в интернете, а я снова «переключилась в режим планирования». В частности, я решила спросить совета у близких друзей, которые прошли через потерю работы одним из супругов. Я хотела понять, с какими трудностями и переживаниями мы можем столкнуться в новых обстоятельствах. Мне нужно было оценить, каким образом мне, соблюдая такт, поддержать наше дальнейшее движение вперед и при этом уберечь чувства своего мужа. Друзья рассказали мне, что, если период безработицы затягивается дольше запланированного, бывает, что мужья становятся апатичными и входят в состояние нешуточного личностного кризиса. По дороге домой я услышала от Роба, что поиск работы займет у него не более двух недель. Это были сильно завышенные ожидания. Он выдавал желаемое за действительное. Мне нужно было найти способ немного вернуть его к реальности, и чтобы он даже мысли не допускал, что я в него не верю. Я понимала, что мне придется сохранять сдержанный оптимизм и наряду с этим проявлять участие
Мой рабочий график становился все более напряженным, поэтому Роб взял на себя управление нашими ежедневными утренними сборами. То утро выдалось необычным – мне не нужно было сразу же после пробуждения приступать к разбору писем, интервью, подкастов, поиску информации… Я попросила его следить за нашим расписанием и, в частности, за тем, что у нас запланировано на каждый день. Я по-прежнему каждое утро отвозила нашу дочь в детский сад. Мы жили так уже месяц – Роб был без работы, а я целыми днями писала книгу дома.
«Сегодня мне нужно записать подкаст, это займет полтора часа, а потом примерно до часу дня поработать с текстом, довести его до ума и отправить редактору», – сообщила я. Казалось, что все идеально складывается – я закончу работу как раз к тому времени, когда наш двухгодовалый малыш пообедает. Я смогу уложить его спать после еды и сразу же засяду за чтение. Возможно, я даже почитаю просто так, для собственного удовольствия. А Роб тем временем мог бы пойти покататься на горном велосипеде.
Каково же было мое удивление, когда я, оторвавшись от своего рабочего места, обнаружила, что малыш еще даже не обедал. На скорую руку я приготовила ему лапшу, накормила и уложила спать, пока Роб облачался в свой велосипедный костюм. Он выехал из дома как раз в то время, когда я пыталась успокоить малыша, который был несколько ошарашен тем фактом, что тихий час начинается в то же самое время, когда папа собрался куда-то уезжать. Ему потребовался час на то, чтобы утихомириться и заснуть. Уложив его, я поплелась на кухню, чтобы наконец пообедать самой. Но, взглянув на обеденный стол, я была просто взбешена.
По всему столу были разбросаны детские книжки-раскраски, цветные карандаши, маркеры, бумага для принтера, которую я неоднократно запрещала моему шестилетнему ребенку таскать с моего рабочего стола, карандашные стружки, тут же валялась и взятая из библиотеки книга, и судя по тому, как выглядела ее обложка, внутрь лучше было даже не заглядывать. Кинетический песок двух цветов был рассыпан по всему полу, а также разложен маленькими кучками далеко за пределами коробочек, в которых он всегда хранился. На столе осталась посуда, не убранная после завтрака, наполовину съеденная еда лежала прямо на его поверхности, без тарелок, и лужицы разлитого молока уже начинали застывать на деревянной столешнице. Маленькие шарики из набора для детского творчества были повсюду – в песке, в остатках еды и на полу.
Когда я начала убирать тарелки и еду со стола, то поняла, что ничего не было убрано еще со вчерашнего вечера, – и мне захотелось кричать. После завтрака никто не удосужился помыть посуду, даже просто ополоснуть ее. На столешнице стояли оставленные открытыми пачки с хлопьями, а овсяная каша прилипла ко дну стоявшей на плите кастрюли. Затем я направилась в гостиную, чтобы поставить на полку библиотечную книгу, и обнаружила там наполовину пустую миску с попкорном и разбросанные по всему полу зерна. Одежда и обувь были брошены прямо на диван. Передвигаясь по комнате, я то и дело на что-нибудь натыкалась. Бельевая корзина была заполнена до краев. Мусорная корзина тоже. Я просто кипела от возмущения. Чем, черт возьми, он занимался весь день?
Предыдущие пять часов я посвятила работе, поверив, что муж обо всем позаботится. То, что представлял собой сейчас наш дом, нельзя назвать легким беспорядком. Это была катастрофа! Пройти по нашему дому, на что-то не наступив, под силу было разве что очень искусному акробату. Но как можно было всего этого не замечать? На краю этого ужаса, который некогда был нашим обеденным столом, примостился ноутбук мужа. Не иначе как он просидел перед экраном все утро, планируя маршрут своего велопутешествия и просматривая видео других велосипедистов. Затем он встал и, не обращая никакого внимания на беспорядок, просто уехал.
Я вспомнила слышанную когда-то шутку, что мужчины смотрят на мир через особую тонкую дымку, которая не позволяет им замечать кавардак вокруг. Каждой моей знакомой женщине было что рассказать про вещи, которые ее муж не видит никогда. Один постоянно оставлял дверцы кухонного буфета распахнутыми настежь. Другой в течение нескольких недель после вечеринки на свежем воздухе не мог занести в дом ведерко для льда. Носки и ботинки лежали где угодно, но только не в кладовке. Грязная одежда почему-то была положена мимо бельевой корзины. Вечно скомканное полотенце оказывалось за дверью ванной комнаты. Все эти раздражающие мелочи мне тоже были знакомы. Что касается моего мужа, то он оставлял чашки с недопитым кофе повсюду. Я находила их в гараже, в зоне барбекю, по ту сторону входной двери, в кладовке, на приставном столике рядом с кроватью. Хорошо, если кофе в обнаруженных мной чашках был приготовлен в тот же день. Иногда попадались экземпляры, в которых уже начинала развиваться своя экосистема, и тогда я их сразу же выбрасывала. Вернувшись домой, Роб с упоением рассказал, как он чудесно прокатился. Затем он снял с себя велосипедный костюм и бросил
«У нас идеальный порядок», – сказал муж, выйдя из душа.
«Да, – ответила я сухо. – Хотя не мешало бы пропылесосить».
«Да все отлично, детка. Прости, что я не все успел сделать».
Я отошла в сторону, чтобы он мог подойти к шкафу, в котором хранился пылесос. Я была уверена, что он сейчас решит закончить уборку, раз уж я упомянула об этом. Но вместо этого он направился на кухню, чтобы перекусить. Я достала пылесос и оставила его посередине холла. Никакой реакции. Спустя час я пропылесосила дом сама. Затем я спросила его, уже в пятый раз, не забыл ли он позвонить своим родителям, чтобы узнать, присмотрят ли они за нашей собакой, когда мы уедем на праздники. Он забыл.
Как мы дошли до этого? Я не могла понять, почему все это происходит. Он сказал, что хотел бы помочь мне. В течение нескольких недель после выхода моей статьи в журнале Harper’s Bazaar он каждый раз переодевал детей перед прогулкой и один раз за несколько дней перестирывал груды белья. Тогда мне казалось, что он понял: часть нашей общей ответственности он должен взять на себя. Я и впрямь простодушно поверила в то, что наша ситуация изменилась и отсутствие у мужа работы станет для нас уникальным шансом найти разумный баланс в распределении обязанностей раз и навсегда. Так почему же я снова вернулась «на исходную позицию» и вынуждена поднимать с пола его грязную одежду и кипеть от негодования?
Каждая здравомыслящая женщина, из тех, кого я знаю, отдает себе отчет, что разумный баланс далеко не всегда подразумевает четкое разделение на две половины. Отношения в семье чем-то похожи на сжатие и последующее растяжение. Какими бы устоявшимися ни были наши отношения, они никогда не стоят на месте. В принципе одним из ключевых показателей благополучных отношений является способность приспосабливаться к изменениям. Это касается не только событий в жизни, сопряженных с трудностями, но и вполне предсказуемых перемен. Насколько быстро и эффективно мы способны вместе адаптироваться к новому графику, переезду, потере работы? У нас уже был «момент истины» в тот День матери, и я думала, что произошедшие с нами после этого перемены окончательны и бесповоротны. Меня пугало то, что все может так быстро вернуться к началу. В тот вечер я, обуреваемая своими опасениями, прочитала эссе писательницы Сары Брегель «Как сказать о том, что вы, пожалуй, больше не хотите быть замужем». В своей работе она рассказывала, как в ней зрело желание развестись. Это эссе передавалось из уст в уста, и автор была мне знакома – она тоже писала о воспитании детей, о жизни и любви. Я не ожидала, что хотя бы на йоту узнаю в том, о чем она пишет, себя и свою ситуацию. Или надеялась, что не узнаю. И все же я почти сразу обнаружила в ее тексте линию эмоциональной самоотдачи, ее признаки я находила почти на каждой странице. «Я говорила о том, что лучше справляюсь со своими родительскими обязанностями, когда я одна. Я говорила о разочаровании, о чувстве обиды и негодовании, которые захлестывали меня так, что я готова была взорваться. И я поняла, по крайней мере в тот момент, что я так больше не могу». У меня никогда не возникало ощущения, что я так больше не могу. Но была ли я разочарована и возмущена до предела? Определенно да. И тогда я подумала: почему мне действительно проще со всем справляться, когда его нет рядом? Но мы же как раз пытались все наладить. Мы поговорили об эмоциональной самоотдаче. И мы двигались в нужном направлении, по крайней мере, некоторое время назад. И продолжим это делать снова, как только я разгадаю секрет магической формулы, которая и поможет нам в этом. Потом я дошла до той части эссе, где Сара описывала, как ее муж делал все, о чем она его просила, и даже более того – готовил завтрак, мыл посуду, помогал ухаживать за детьми. Казалось бы, ситуация выглядела не такой уж безнадежной, но я должна была догадаться, что все не так просто. И тут я дошла до ее главной мысли. «Все всегда возвращалось на круги своя, – пишет она. – Какая-то часть меня понимала, что все так и будет постоянно откатываться на исходную. И так будет продолжаться вечно. Единственное, что я буду потом вспоминать о своей жизни, – это то, как я была чьей-то вечно недовольной женой». Потом в телефонном разговоре я спросила Сару, был ли в ее случае явный переломный момент, после которого она поняла, что неравное распределение обязанностей в ее семье уже начало превращаться в неразрешимую проблему. Я упорно хотела знать, замечала ли она какие-нибудь тревожные сигналы приближающейся катастрофы, но она сказала то, что я больше всего боялась услышать, – что перекос в разделении общих забот между ними всегда был таким значительным, особенно после рождения двоих детей. Она рассказала мне о своем муже, который всегда действовал из лучших побуждений и просто не понимал всей сути проблемы. С тем же успехом она могла бы описать мне мою собственную жизнь. Ее муж вырос в семье, в которой отец никогда не обременял себя никакими хлопотами о доме и детях. Когда Сара просила мужа помочь ей, она чувствовала его внутренний протест: «Но ведь это меня не касается». Он был очень горд собой, когда складывал посуду в посудомоечную машину, и ждал от Сары благодарности, если не похвалы. Сара же загружала посудомойку в три раза чаще, чем он, и никто этого даже не замечал. Если же она заводила разговор об эмоциональной самоотдаче, то он всегда заканчивался тем, что именно она оказывалась в роли вечно всем недовольной жены. Иногда ее муж начинал заниматься самобичеванием по поводу того, что делает недостаточно много. И тогда у нее возникало такое чувство вины, что гораздо проще было без лишнего шума сделать все необходимое самой. Нечто похожее происходило и с нами. Я как будто смотрелась в зеркало.