Доставка
Шрифт:
туалетных кабинок и не в одной из них нет сидения. С тех пор, как мы начали эту поездку, у
меня появилось чувство, что каждый туалет в Мексике был оставлен в неукомплектованном
состоянии. Где все туалетные сидения? Разве они не прилагаются к унитазу? Я тащусь в
самый темный угол и неохотно стягиваю штаны. Я хотя бы не понимаю, что говорят люди и
это дает мне ложное чувство защищенности. Конечно же, нет никакой туалетной бумаги.
Здесь есть дежурный, который может предоставить
машине. Я стараюсь решить, что более унизительное, помахать ей с унитаза или же не
подтереться перед всеми и натянуть штаны не обращая внимание на капли. Я следую
последнему. Мне плевать если я грязная.
Плетусь к машине, а Мози нигде не видно. Должно быть, он пошел приобрести еды и
решил, что я не нуждаюсь в приглашении. Другими словами, он ожидает, что я отстранюсь и
подтвержу бесполезность, которую он ощущает. Я проходила это дерьмо. Я знаю, как с этим
бороться.
Меня втянули в подводное течение его моря печали. Я чувствую печаль по двум
причинам. Первая из-за того, что человек, которого я люблю очень жестко относиться к этому.
Он ненавидит себя, чувствует себя недостойным. Он очень сильно напуган. Он считает, что
его сестренка должна была быть здесь и все, что произошло - это его вина.
Вторая причина более личная. Сегодня как никогда. Мози показал мне, что связываться
с ним не хорошая идея. Ему необходима профессиональная помощь, а я профессионал. То, что
он ищет мое внимание и одобрение является симптомами травмы, а не признак того, что он
влюблен в меня. Я не могу добавить себя к списку людей причинивших ему боль. Я не могу с
ним так поступить. Я слишком сильно забочусь о нем.
Он у таксофона у входа в ресторан, и потому как опустились его плечи и то, как он
сжимает коробку, могу сказать, что разговор не из лучших. Его сильное тело выглядит так, словно он готов сломаться и разрыдаться.
Я покупаю странные мексиканские чипсы и конфеты в небольшом уютном магазинчике
рядом с телефонами. Я не могу оторвать от него глаз и аппарат оплаты, которую требует
телефонный разговор, заслоняет его силуэт. Я плачу за фаст-фуд и подхожу ближе. Кажется, он говорит на испанском. Думаю, он говорит со своей женой. Мысли о Бризе, вероятно,
заставляют его подумать о своем сыне. Я не хочу быть назойливой, поэтому я сажусь рядом с
растением в огромном керамическом горшке. Я разрываю пакет с чипсами, по-прежнему не
отрывая от него глаз. Конечно же, чипсы обжигают, как лава, они полностью покрыты какими
то специями. У меня сдавливает горло, глаза слезятся и я начинаю кашлять. Мози
разворачивается в сторону моего кашля и прижимает трубку к груди.
–
– спрашивает он.
Ох, ради всего святого, не называй меня деткой! Особенно в этот момент.
Я киваю головой и бью кулаком в грудь. Как все в этой стране могут употреблять такую
обжигающую пищу? Разве у них не появляется язва от такой еды? Я вижу, как губы Мози
произносят «мне нужно идти» и он вешает трубку. Он идет, чтобы спасти меня от аварийного
состояния моей шкалы Сковилла (шкала измерения жгучего вкуса), что является моей
собственной глупостью.
– Хочешь чипсы со вкусом огненной лавы? На вкус они как Сент-Хеленс (Сент-
Хеленс - активный стратовулкан, расположенный в округе Скамания штата Вашингтон,
США.), - спрашиваю я запинаясь. Я почти готова отказаться от этой поездки. Я веду себя
глупо, чтобы избежать напряжения между нами.
Он ничего не говорит, но берет меня за руку и тянет, заставляя меня встать.
– Ты сходила в туалет?
– спрашивает он, двигаясь широким шагом через стоянку.
– Ага. Я помочилась, как настоящая задница, а затем не подтерлась на глазах у всех.
– Прекрасно, - отвечает он, осматривая обе стороны для машин на автостоянке. Через
всю стоянку мы несемся к нашей машине, стоящей возле туалетов. Здесь, видимо, нет никакой
организованности в отношении заезда и выезда транспортных средств. Без специальных
знаков и светофоров, стоянка настоящий беспредел. Мы пытаемся пробраться через кучу
автомобилей, которые застряли в тупиковой части автомобильного затора. Мози тянет мою
руку и мы пытаемся перейти дорогу, как раз в тот момент, когда машина, увидев лазейку, со
свистом проносится мимо нас, обрызгивая нас грязной водой из лужи и почти наехав на мою
ногу.
Мози рычит, неправильно направляя свой гнев, и делает выпад в сторону машины,
которая теперь снова застряла, в пятнадцати футах от прежнего места. Он пинает раму на
нижней части водительской двери. Это, возможно, причиняет боль его ноге намного больше, чем травмирует машину. Он громко ругается на испанском и сыплет огромным количеством
оскорблений, которые заставляют меня покраснеть, даже учитывая того, что он говорит. Я
понимаю суть. Я довольно свободно понимаю злость. Злость моей матери я всегда понимала
идеально.
Но я не могу свободно воспринимать ее. Если бы это было не так, то я давным-давно
излечила бы себя.
– Мо, просто оставь это!
– кричу я, видя образы наркоманов, грязных полицейских и
распространившегося общего беззакония. Он понятия не имей, чью машину он пинает, а мы