Доставка
Шрифт:
Я проглатываю оставшееся вино и выключаю телевизор. Затем я стягиваю свои
влажные волосы в беспорядочный пучок. Я откидываюсь на мягком кресле и закрываю глаза.
Просыпаюсь, а он стоит надо мной. Он выглядит нервным и злым, когда берет меня за
предплечья и поднимает меня.
Через долю секунды его рот накрывает мой. Его поцелуй мягкий, но его руки слишком
сильно сжимают меня. Он тянет меня за собой в постель, но не пытается снять одежду. Он
просто прижимает
ночь.
Когда я просыпаюсь утром, вижу, что Мози разбросал по столу карту улиц города. Он
отмечает вещи, которые нужно посмотреть - или сделать. Не могу сказать, что он задумал. Я
закидываю подготовленный пакетик с кофейными зернами в кофеварку и направляюсь в
ванную. Быстро принимаю душ и натягиваю джинсы и майку, собираю заколкой волосы и
наношу немного розовой помады.
Перед Мози две кружки с кофе, наполненные сухими сливками.
– Прости, что вчера вечером ругался с тобой, - говорит он, наклоняясь поцеловать мой
лоб и протягивая мне кружку.
– И ты меня прости. Просто, чтобы ты знал, считай это честным предупреждением, я
лажаюсь во всем, - делаю глоток кофе и хмурюсь на Мози. Он смеется надо мной, прижимая
теплую кружку к груди.
– Что?
– почти обиженно говорю я.
Он сдается и хохочет, затем наклоняясь, подносит руку к своей груди.
– Ты так сильно стараешься противостоять природе. Это действительно очаровывает.
– Ох, я так делаю. И это говорит бунтарь художник-монументалист, специалист по
граффити. Ты состоишь в Dibujero? Или тебе нельзя рассказывать мне об этом?
– Говоря об этом, я планирую по-настоящему важную работу. Я уже все пометил на
карте, но мне понадобится твоя помощь в этом и это может быть в каком-то смысле опасно.
– Я в деле, говорю я, даже не обдумывая это. Я уже и так здесь вместе с ним, я могла
бы также вступить в сговор с ним. Он один из Dibujero, а у них должен быть кодекс молчания.
– Мне нравиться твой энтузиазм, Док. Мы наденем лыжные маски.
– Вот дерьмо! Серьезно? Мы снова будем выступать против президента?
– Нет, будем бороться с коррумпированной полицией и с пропажей сорока трех
студентов.
– Черт. Я слышала об этом в новостях. Дерьмово, да? Какие у нас планы, когда ты
добьешься депортации из обоих стран?
Он снова смеется и улыбается, пожимая мне плечами.
– Не знаю. Может Россия?
Он тянется к совему рюкзаку и вытягивает две черные лыжные маски. Я хватаю
лыжную маску и натягиваю ее на лицо, затем делаю глоток кофе.
Мози снова смеется, а затем фотографирует меня.
Мы
Вилья и Эмилиано Сапата (Генералы северного и южного фронтов в период Мексиканской
революции) завтракали здесь, когда захватывали город.
– Но мы же собираемся просто рисовать, так ведь Мози? А не делать что-то слишком
сумасшедшее?
Мози снова пьет кофе, его глаза искрятся.
– В наши дни революционеры по-разному проявляют себя, Лана. Доверься мне.
– Но я приехала сюда не для того, чтобы оставить след в истории. Я просто собиралась
попытаться помочь тебе воссоединиться с твоей семьей. И кстати, ты уже добился какого-
нибудь прогресса или мне заняться этим?
Я беру кусочек яичницы и кукурузные чипсы, купающиеся в красном и зеленном соусе.
Я могу привыкнуть есть такое. Уже привыкла. Мне внезапно очень нравиться мысль о русско-
мексиканском малыше. Я мечтаю о том, как мои черты и черты Мози смешаются вместе. Он
печатает на своем телефоне и постоянно проверяет свой Инстаграм.
– Ты уже подключился? Я имею в виду к здешним уличным художникам?
– Ты шутишь? Было бы глупо не сделать это. Я должен получить правильные
координаты, чтобы мы могли быть в безопасности. Я должен убедиться, что мы подключены к
этой части, чтобы получить любой сигнал о движении в интернете.
– Ладно, как их фамилия? Я пойду пробегусь по телефонному справочнику, пока ты
переписываешь свой манифест.
– Чья? Ох, Роблес, - говорит он, едва ли отрываясь от своего телефона. Я краду с его
тарелки пряную сосиску и направляюсь в туалет.
В центре ресторана расположен огромный зал с витражными потолками. Я нахожу
таксофон и смехотворный телефонный справочник под ним. Похоже, что фамилия Роблес
занимает здесь тысячи страниц. Нахожу фамилию, а затем быстро сдаюсь. Писаю в богато
оформленном туалете и оставляю песо на сложенной салфетке возле раковины, оставленной
смотрительницей. Достаю из сумочки косметику, подвожу глаза черным карандашом и
наношу матовую красную помаду на губы. Если мы собираемся быть революционерами, тогда
я могу выглядеть пафосной.
Мози уже оплатил счет и стоит на улице, разговаривая по мобильному телефону. Он
заканчивает разговор, когда я подхожу к нему и берет меня за руку.
– Вас, Роблесов очень много в телефоном справочнике, - говорю я осматривая улицу,
потому что Мози выглядит так, словно кого-то ждет.