Достоевский: призраки, фобии, химеры (заметки читателя).
Шрифт:
«Старческий недужный бред» (говоря словами Минаева) прерывается в этих записках проявлениями «чуткого ума» (тот же Минаев), и некоторые из этих проявлений фантазией определенной категории читателей превращаются в «пророчества» российского Нострадамуса. При оценке «пророческой» сущности того или иного высказывания следует, на наш взгляд, не забывать о том, что вся политическая жизнь человечества состоит из весьма ограниченного количества одних и тех же ситуаций и положений, создающих на различных уровнях развития сообщества этих, претендующих на обладание разумом, животных, различные сочетания и окраску, не меняя своей сути. Так, например, не требует сложных доказательств то, что первый коррупционер уже сидел в пещере, управляя семьей неандертальцев, а первый дипломат уже вел переговоры с вождями соседнего племени, пытаясь выдурить у них для своих соплеменников часть охотничьих угодий, ну а то, что в случае неудачи он бывал зажарен на костре и съеден, — это просто мелкая подробность. И так далее, и тому подобное. Поэтому если перерыть газеты и журналы далекого и близкого прошлого, даже включая прессу нацистского и советского режимов, там можно обнаружить тысячи «завуалированных пророчеств», часть которых уже «сбылась».
Следует также отметить, что упомянутые нами «сочетания» отдельных ситуаций и положений в мировой политике всегда носят сугубо временной, а не вечный, как казалось Достоевскому, характер. И, например, навеянное «балканским вопросом» в текущей периодике «предсказание» Достоевским распространения имперского влияния России на Восточную Европу на наших глазах «сбылось» после Ялты и завершилось в конце 1980-х годов. Такой же была судьба его «предсказания» появления на планете «двухполярного мира». Этот «двухполярный мир» (СССР и США) просуществовал в пределах 1945–1991 гг. и благополучно, без столь милой сердцу Достоевского разрушительной войны, превратился в «однополярный». Впрочем, уже в близком будущем возможно возобновление «многополярного мира» в «новом театре» и «с другими актерами» (христианство, ислам, США, Китай, Индия — в различных сочетаниях).
Газеты и журналы и были источниками «пророческих откровений» Достоевского, и даже удивительная запись о параллельных линиях в записной тетради 1880 г. не есть личное прозрение ее автора, а всего лишь попытка приблизиться к смыслу статьи Гельмгольца о геометрии Римана, опубликованной в русском переводе в одном из научно-популярных изданий в 1876 г.
В целом же в этих заметках почти не ощущается присутствие личности их автора, и, наоборот, ощущается присутствие Пустоты, той самой, которую обличает в своем стихотворении Цветаева. В них практически нет юмора, нет следов личного общения с людьми, собственных бытовых наблюдений, но за этими текстами частенько маячит фигура Поприщина, иногда и, как правило, всерьез упоминаемого Достоевским. Всем этим они резко отличаются от записей «для себя», делавшихся Пушкиным, Л. Толстым или Чеховым.
Как уже говорилось, Ф. М. Достоевский в своих «рабочих» записях, как и в беловых текстах «Дневника писателя», явно страдает всезнайством. Замечательный украинский и русский ученый Измаил Срезневский, сам переживший период стремления к энциклопедичности своих познаний, впоследствии утверждал, что «всезнание граничит весьма близко с невежеством», и в этом, надо полагать, он был абсолютно прав. К тому же, перефразируя известную фразу «гения всех времен и народов», можно сказать, что все всезнайки похожи друг на друга, и, например, застольные разговоры Гитлера своим калейдоскопом тем, апломбом и
Далее следует уже упоминавшаяся выше большая выборка заметок Ф. М. Достоевского (при составлении которой я старался быть объективным, не избегая и его счастливых мыслей), чтобы читатель, не обращаясь к многочисленным томам произведений писателя, смог убедиться (или не убедиться) в правоте суждений, высказанных в этом разделе.
«Шекспир. Его бесполезность. Шекспир как отсталый человек».
«На свете ничего не начинается и ничего не оканчивается».
Гоголь — гений исполинский, но ведь он и туп, как гений».
«Чудо воскресения нам сделано нарочно для того, чтобы оно впоследствии соблазняло, но верить должно, так как этот соблазн и будет мерою веры».
«Наши критики до сих пор силятся не понимать Пушкина».
«Пошлого либерала мы всегда ненавидели, потому что он ни к чему не ведет, а к крикуну чувствовали ненависть, потому что крикуны всегда ведут назад».
«Что такое настоящая война? Польская война есть война двух христианств — это начало будущей войны православия с католичеством, другими словами — славянского гения с европейской цивилизацией».
«Во всех животных поражает нас одно их свойство, именно их правда, а следовательно, правдивость, наивность. Они никогда не притворяются и никогда не лгут».
«Как не догадаться, что общечеловеческий дух и есть отличительная, личная способность нашей нации».
«Мы не общество. Простой народ общество; а мы публика».
«Нельзя русскому человеку задаваться немногим. Это немецкая работа. Русский человек лучше сделает много, да нехорошо».
«Социалисты хотят переродить человека, освободить его, представить его без Бога и без семейства. Они заключают, что, изменив насильно экономический быт его, цели достигнут. Но человек изменится не от внешних причин, а не иначе как от перемены нравственной».
«В смехе, в вечном смехе есть сушь».
«Возлюбить человека как самого себя по заповеди Христовой — невозможно. Закон личности на земле связывает. «Я» препятствует».
«Учение материалистов — всеобщая косность и механизм вещества, значит смерть. Учение истинной философии — уничтожение косности, то есть мысль, то есть центр и Синтез вселенной и наружной формы ее — вещество, то есть Бог, то есть жизнь бесконечная».
«Революционная партия тем дурна, что нагремит больше, чем результат стоит, нальет крови гораздо больше, чем стоит вся полученная выгода. (Впрочем, кровь у них дешева)».
«Всякое общество может вместить только ту степень прогресса, до которой оно доразвилось и начало понимать».
«Общество подозрительно и не в состоянии вынести свободы».
«Вся эта кровь, которой бредят революционеры, весь этот гвалт и вся эта подземная работа ни к чему не приведут и на их же головы обрушатся».
«Освобождая в Польше крестьян и уделяя им землю, Россия уж уделила Польше свою мысль, привила ей свой характер, и эта мысль — цепь, с которою теперь Польша с Россиею связана нераздельно».
«Никто не может быть чем-нибудь или достигнуть чего-нибудь, не быв сначала самим собою».
«Да и время наше есть время опошленных истин».
«Наши либеральные тупицы провозглашают Пушкина отсталым сравнительно с Рылеевым. Рылеев был только Карамзин в стихах — и только. А Пушкин был русский человек и отыскал Белкина».
«…наука везде и всегда была в высшей степени национальна — можно сказать, науки есть в высшей степени национальны».
«2x2 = 4 — не наука, а факт».
«Открыть, отыскать все факты — не наука, а работа над фактами есть наука».
«Из католического христианства вырос только социализм; из нашего вырастет братство».
«Социализм основан на неуважении к человечеству (стадность)».
«Гадко видеть, в наше время особенно, человека без всяких убеждений…»
«Чтобы быть русским историком, нужно быть прежде всего русским».
«Я люблю роль Москвы в русской истории и говорю об этом прямо».
«Кто слишком крепко стоит за насильственную целость России, во что бы то ни стало, тот не верит в силу русского духа, не понимает его, а если понимает, то явно ему зла желает. Я сам буду стоять за политическую целость этой громады, до последней капли крови, потому что это единственный хороший результат, приобретенный Россией тысячелетними своими страданиями».
«Только общечеловечность может жить полною жизнию. Но общечеловечность не иначе достигнется, как упором в свои национальности каждого народа».
«Идея национальностей есть новая форма демократии».
«Славянофилы, нечто торжествующее, нечто вечно славящееся, а из-под этого проглядывает нечто ограниченное».
«Славянофилы не верят ни в одно из европейских учреждений, ни в один вывод европейской жизни — для России. Они отвергают и конституционные, и социальные, и федерально-механические учения. Они верят в начала русские и уверены, что они заменят и конституцию, и социализм сами из себя, нося в себе зародыши своей правды и уж, конечно, имея право так же жить и развиваться самостоятельно, как жил и развивался самостоятельно Запад».
«Реализм есть ум толпы, большинства, не видящий дальше носу, но хитрый и проницательный, совершенно достаточный для настоящей минуты. Оттого он всех увлекает и всем нравится».
«Русский за границей теряет употребление русского языка и русских мыслей».
«Франция давно не первенствовала, их идеал обшарпался».
«Папская власть падет. Может быть, падением поднимется и очистится, но не пойдет впрок; ибо очистится кунштиком. Нет веры в самом папе. В служителях церкви — разве суеверие. (Попытки обновленного христианства в величайших представителях католицизма, Ламенне, Лакордер.) Наивные богомольцы во всем свете будут поражены падением светской власти папы, и их теплое сочувствие к падшему папе дойдет до энтузиазма и, наверное, они будут иметь сильное влияние на дела Европы. У них явятся такие поклонники, на которых Римский двор даже и не рассчитывает теперь. Помутится Европа, и много сил в Европе уйдет на это движение в пользу папе и на противодействие этому движению. Этого надобно ожидать. С другой стороны, и церковь обновится — но не иначе как в кунштик, как в два фазиса — в иезуитизм и в социализм. Она соединится прямо с революционерами и с социалистами — в искренних представителях своих искренно, в неискренних — разбойнически (вроде того, как теперь помогают разбою в Италии), но не иначе как в том и другом случае привнеся в революцию иезуитизм».
«Прежнее построение Европы искуственно-политическое все более и более падает перед стремлением к национальным народным построениям и обособлениям».
«Нравственность народа ужасна. Вот плоды крепостного состояния».
«Миром управляют поэты».
«В социализме — лучиночки, в христианстве крайнее развитие личности и собственной воли».
«Бог есть идея, человечества собирательного, массы, всех».
«Когда человек живет массами (в первобытных патриархальных общинах, о которых остались предания) — то человек живет непосредственно».
«Если б не указано было человеку в этом его состоянии цели — мне кажется, он бы с ума сошел всем человечеством. Указан Христос».
«Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это — быть властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я, отдать его — вcем. В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное, сладостное, неизбежное и даже необъяснимое».
«С Петровской реформой, с жизнью европейской мы приняли в себя буржуазию и отделились от народа, как и на Западе».
«Чернышевский порядочный компилятор, не всегда, впрочем, добросовестный».
«Во мне много есть недостатков и много пороков. Я оплакиваю их, особенно некоторые, и желал бы, чтоб на совести моей было легче. Но чтоб я вилял, чтоб я, Федор Достоевский, сделал что-нибудь из выгоды или из самолюбия, — никогда вы этого не докажете и факта такого не представите».
«Да, я болен падучей болезнью, которую имел несчастье получить 12 лет назад. Болезнь в позор не ставится. Но падучая болезнь не мешает деятельности. Было много даже великих людей в падучей болезни, из них один даже полмира перевернул по-своему, несмотря на то, что был в падучей болезни».
Примечание. Некоторые литературоведы считают, что в данном случае Достоевский имел в виду пророка Мухаммеда. Но Мухаммад не страдал эпилепсией. Состояние транса, в которое он иногда погружался, не было припадком падучей, а достигалось медитацией.
«Воняет, воняет! (поговорка Суворова)».
«Нигилистический роман. Его концепция — всегда одно и то же: муж с рогами, жена развратничает и потом опять возвращается. Дальше и больше этого они ничего не могли изобресть».
«Сила не нуждается в ругательствах»
«Пишущий с акцентом вроде того, как говорят с акцентом».
«То, что называется в России обществом и составлялось из помещиков. В последнее время из чиновников (буржуазии).
Теперь помещиков нет. Наше общество должно быстро измениться».
«Человек с самых первых времен объяснялся образами. Каждый язык полон образами и метафорами».
«…мы верим, что наш, собственно наш, русский почвенный идеал несравненно выше европейского (что он только сильнее разовьется от соприкосновения и сравнения с европейским), но что он-то и возродит все человечество».
«Ведь общеграждане все показали тыл; они вам изменили, захватили свои деньги и убежали в Европу».
«Но неужели вы не заметили, что даже величайшие дела в мире начинались с ужасно простодушных и наивных причин»
«Так как в слове «европеец» уже заключается отрицание француза, немца — и проч., то и у нас, обратно, перешло в отрицание русского».
«Человек весьма часто принадлежит известному роду убеждений вовсе не потому, что разделяет их, а потому, что принадлежать к ним красиво, дает мундир, положение в свете, зачастую даже доходы».
«Нет, я хочу идеала, то есть я всего хочу разом».
«Откуда взялось это общество? О вы, историки наши, празднующие двухсотлетние юбилеи, скажите, чье это произведение, какие основания и возможности были положены к оторванности от почвы».
«Наше общество — всех более готово к нигилизму. Слава Богу, что не народ».
«Искусство дает формы выжитому чувству или пророчит, когда чувство еще не пережито, а только начинает загораться в народе».
«Многое случилось великими предначертаниями Петра, обратившего священника почти что в чиновника».
«Эстетика есть открытие прекрасных моментов в душе человеческой самим человеком же для самосовершенствования».
«Я не удивляюсь, что самые жгучие вопросы смахивали на испанские дела, об России как об Испании».
«В сущности республики — правительства аристократические, да и продукт классического образования».
«Коммунисты, уничтожая собственность, хотят общего благосостояния и отнятием собственности хотят ограничить порочную волю людей. Но мне именно нужна моя порочная воля и все к ним средства, чтобы мочь от них отказаться».
«Наше Петром Великим отученное от всякого дела общество».
«Подавлять в себе долг и не признавать обязанности, требуя в то же время всех прав себе, — есть только свинство, но это так соблазнительно».
«Хорошим примером человек живет».
«Национальность есть более ничего, как народная личность. Народ, ставший нацией, вышел из детства».
«…всякий немец, прибитый русским, несомненно считает в лице своем оскорбленной и всю свою нацию. Русский, прибитый немцем, ничего не подумает о своей нации, но зато утешится, что все-таки получил плюху от цивилизованного человека. Такова благородная страсть к цивилизации».
«…все западники есть лишь доживающее поколение помещиков, через крепостное право разъединившихся с народом».
«Что лучше: быть наивным подлецом или стыдящимся подлецом — что предпочтительнее. Ответ прямой: быть просто подлецом».
«Старые постарели. А старье стареет с ужасающей быстротой».
«Смешнее всех старье, приписавшееся к молодым».
«Неужели независимость мысли, хотя бы и самая малая, так тяжела».
«Женщина родится аристократкой и, если достойна того нравственно, всем равна, равна королям».
«Исповедания же был православно-лютеранского, как и все русские нашего времени, еще продолжающие верить в Бога».
«Кто слишком любит человечество вообще, тот, большею частию, мало способен любить человека в частности».
«Атеизм есть болезнь аристократическая, болезнь высшего образования и развития, стало быть, должна быть противна народу».
«Техники из классиков всегда становятся вперед, в голове, и дают мысль и движение науки, тогда как прежние необразованные наши техники и специалисты (профессора) всегда были только жалкой серединой, исполнителями и поддакивателями».
«Кто очень уж жалеет
«Чем хуже, тем лучше — тоже общее правило».
«Дворянство и его сохранение необходимо, ибо оно все-таки выражало своим установлением форму живой связи царя (знамени) с народом и заключало в себе все возможности дальнейших социальных развитии земли. Сохраняло дух связи, в котором должна была пониматься служилость. Заменить его некем. Без лучших людей невозможно (декабристы и проч. ошибки, происшедшие от грубой реформы Петра, основанной на презрении к самостоятельности исторической России)».
«Верховная власть без преданного сословия (дворянства) на одних равнодушных грабителях и ленивых чиновниках, с народом, не имеющим политической идеи и развращаемым в чувстве своем семинаристами, не удержится долго и не уедет далеко. Самодержавие, разрушая дворянство, подняло на себя руку».
«Я обнаружу врага России — это семинарист».
«Если власть изменит православию, то народ выберет другую».
«Полная свобода прессы необходима, иначе до сих пор дается право дрянным людишкам (умишкам) не высказываться и оставлять слово с намеком: дескать пострадаем. Таким образом, за ними репутация не только «страдальцев», "гонимых произволом деспотизма", но и умных людей».
«Малороссийский и польский характеры с сантиментальностью».
«Вся интеллигенция России, с Петра Великого начиная, не участвовала в прямых и текущих интересах России, а всегда тянула дребедень отвлеченно-европейскую (Александр I, Мордвиновы, Сперанские, декабристы, Герцены, Белинские и Чернышевские и вся современная дрянь)».
«Мир ожидают в весьма скором времени страшные новости и перемены. Хотя бы с точки зрения поселений. (Франция и Россия, число жителей в той и другой лет через 40). Увеличение населения, малость территории.
Китай. Встреча с нами в Азии. По примеру Японии введение войска и оружия. Мастера различных производств. Переём от Европы европейских порядков. Подъем азиатских царств вокруг (Тамерлан) по издревле существующему там факту».
«Лермонтов, зеркало, шлюпик, давление личности самой на себя».
«Не столь Петр Великий виноват, сколько его хвалители».
«Характер русский добродушен: злых людей в России совсем даже нет. Но в России много исступленных».
«Знаете ли, что почти все хорошее делается экспромтом; все, что хорошо, сделалось экспромтом».
«Если раскуют мечи на орала, то без войны будут лишь кровь и грязь».
«Нравственность, устой в обществе, спокойствие и возмужалость земли и порядок в государстве (промышленность и всякое экономическое благосостояние тоже) зависят от степени и успехов землевладения. Если землевладение и хозяйство слабо, раскидисто, беспорядочно, — то нет ни государства, ни гражданственности, ни нравственности, ни любви в Боге»
«Если уж очень превысится народонаселение Земли, то являются революции».
«Промышленность и капитал действуют развратительно, отторгнувшись от земли, стало быть от родины и от своих».
«Товар землевладельцев непременно русских — энергическое земледелие. Это подвиг для всей России… Я хочу только сказать, что все в параллели жидов и малорусских землевладельцев».
«Неистощимый цинизм сверху (то есть от придворных, окружающих царя)».
«История Петра Великого: ошибка историка Соловьева та, что всю историю у Петра нет ошибок. Это не история, а панегирик».
«Второстепенность и мелочность "взглядов Петра"».
«Скука! Что такое скука? Ощущение несвободы, неестественности».
«Наша несостоятельность как птенцов гнезда Петрова. Из народа всё, спасает себя сам».
«Будем порядочными людьми, господа. Приобретемте стыд».
«Дети дерутся именно тогда, когда еще не научились выражать свои мысли».
«Скажут: общество незрело, его нельзя кормить иными идеями — ничего не может быть справедливее, но то тем скорее не надо еще более искусственно растить перед ними идеи».
«Мы, монархии, должны быть свободны… Мы можем быть свободнее всех на свете, все свободы даровать народу, обожающему монарха, и в принципе, и лично. Это теория славянофилов. Но неужели это только теория?
«У нас либерализм есть ремесло или дурная привычка».
«А порок очень любит платить дань добродетели».
«Мы ничего не понимаем в либерализме и часто ретроградны страшно, думая, что либеральны.
«Цензура — запрещение идеи».
«Отрицательная литература — дело очень выгодное в известные эпохи. Иногда общество оглядывается на себя и с жаром отрекается от своего прежнего. Хочет переродиться, сбросить старую кожу, надеть новую. Тут романист отрицатель много выигрывает».
«Эти маленькие талантики, бросившиеся вслед за гениальным, сначала тоже ужасно много выигрывают. Их читают. Иных принимают тоже почти за гениев. Но под конец они надоедают ужасно».
«…все общество в его целом, сняв с себя старую кожу, остается в тяжелом и комическом виде. Оно — как бы голое. Старые лохмотья, которые все же хоть что-нибудь прикрывали, сброшены и оплеваны, а надеть-то и нечего».
«У меня были тяжелые мгновения, и мне, может быть, отдадут справедливость, что я, может быть, не люблю воздыхать».
«Дворянская честь. Она кончилась известным вопросом Ермолова государю: "А зачем мы не лорды?"»
«Положительного ничего не будет, кроме пущей мерзости».
«Я ничего не знаю разнообразнее действительности. Зачем обыкновенно люди прибегают к фантазии, чтобы развлечь и развеселить себя? Никакая фантазия не может сравниться с действительностью, если хоть капельку в нее вглядеться».
«Католичество — страшная окаменелость, и как раз в наш век ему надо было окаменеть. Эта страшная вера была главною гибелью Европы. 3-е дьяволово искушение».
«В России демос доволен и удовлетворяется, чем дальше, тем больше».
«Долгий мир производит апатию, низменность мысли, разврат, притупляет чувства, родит цинизм. Наслаждения не утончаются, а грубеют. Потребности из духовных и великодушных становятся матерьяльными, плотоядными. Является сладострастие».
«Во Франции хоть социализм, а в Германии обоготворение лишь собственной гордости».
«Сластолюбие вызывает сладострастие, сладострастие — жестокость. Зависть, подпольное существо… Справьтесь-ка с такою страстью, как зависть».
«Скоро сильных держав не будет, будут разрушены демократией. Останется Россия».
«Наука — великая идея, согласен. И в науке надо великодушие, самопожертвование, но многие ли занимаются, собственно, для торжества науки? Напротив, в долгий мир и наука покрывается плесенью утилитаризма».
«Война окунает в живой источник».
«…война очеловечивает, а мир ожесточает людей. Другое дело, если б все были и впрямь братья. Обнялись бы».
«Есть совесть и есть сознание. Есть всегда сознание, что я сделал дурно, и, главное, что я мог сделать лучше, но не хотел того».
«Как всякое преступление называть болезнью, называли и подвигом».
«Не надобно стыдиться своего идеализма и своих идеалов. Успокойся, ты проповедуешь прекрасное, а стало быть, истинное».
«Народ наш имеет мнение, если с ним искренно, и пойдет даже за славян».
«Кто же как не историк укажет на высшую честь и правду».
«Разве не уверяли еще недавно миллион людей в образованнейшей нации, что невольничество негров — необходимая вещь».
«Благодарность, честь нации бледнеют перед практическим, но высшим понятием чести всегда лучшим, даже в ущерб себе».
«Есть моменты, когда и справедливейший человек не может, почти не должен быть беспристрастным. Народ услышит всегда призыв искренний».
«Прелесть бесконечная, мучающая меня прелесть и в то же время беда».
«Нигде так не жил уединенно, как в каторге 4 года, нигде так не уединяетесь».
«Немцы не любят давать».
«Славянские идеи перестали быть славянофильскими, а перешли и высказались отчетливо в общем сознании».
«Крики славян против России не могли не быть».
«Православное дело — не в смысле лишь церквей, не в старушечьем лишь понимании».
«Да, хорошо жить на свете, и жить, и умирать».
«А всего лучше смотреть на детей. Пусть моя жизнь прошла, но эти…».
«Без детей нельзя было бы так любить человечество».
«Женщины — польки, француженки. Мне на этот раз любопытнее были англичанки».
«И мне ужасно хотелось говорить, но Парадоксалиста уже не было».
«Атеизм понял наконец, что православное дело не есть лишь целая церковность (как непременно поняла бы Европа: le fanatisme religieux), а есть прогресс человеческий, и все очеловечение человеческое, и так именно понимается русским народом, ведущим все от Христа и воплощающим все будущее во Христе и в идее его, и не может представить себя без Христа — тогда как в Европе это давно раздвоилось».
«Не существует ли закона, то есть что если мужчины начнут любить женщин других наций по преимуществу, то тогда разлагается этот народ».
«Сколько здесь удивительных роз и прелестных женщин. Розы продаются».
«Что приятнее, как видеть людей в празднике, в веселье, а сводится на плоские рессоры».
«Дети и земля кажутся мне чем-то неотъемлемым друг от друга».
«В этакое ясное утро мелькает мысль: не заботьтесь, во что одеться, — как полна любовь».
«Фешенебельное общество тем хорошо, что оно хоть карикатурит натуральное».
«Не земля через порядок, а не порядок ли через землю, и так как земля с завоеваний, то ненормальные плоды взросли только теперь».
«Человек, который не был ребенком, будет плохим гражданином».
«Русские неправдоподобный народ. С весельем в сердце говорю это иногда».
«Само правительство будет уважать Россию более за ее мнение. Само правительство будет радо: не все разложение. Мы можем совокупиться около знамени».
«Я всего больше боюсь, чтобы с нас братство не соскочило».
«А народно иль нет теперешнее движение русских?»
«Немцы очень хорошо в дороге умеют сходиться без раскрытия дружественного, за что сами потом сердятся».
«Западнику нет дела до народа».
«Т. Н. Грановский есть прекраснейший из русских идеалистов, прекрасный идеалист».
«Идеалист боится того, что он идеалист, чтобы не назвали идеалистом, и ей-богу, это от некоторого русского неуважения к себе, того самого, которое есть главнейший признак нашего интеллигентного класса.
Став пророком и оправдателем, и какой пошлой, матерьяльной, но будто бы высшей необходимости.
Пусть он нападает на кого угодно, но оставь народ, верь в народ».
«Неестественна Австрия, неестественное соединение народов рано ли поздно ли уничтожится же».
«Ведь все равно на Крым бросятся, если не мы, так жиды. Жиды теперь только что воскресли и только что начинают жить чрезвычайной равноправностью».
«Я попросил бы только вникнуть в факт, что высшее образование жида не уничтожается».
«Знать славян. Эта ведь идея стоит того, и ею займутся».
«Социальное обновление в русских началах, в православии вижу идею. Компетентен, чтобы ответить, и верую, что Россия может сказать свое слово в человечестве, и это всем так смешно».
«Братство различных национальностей есть великая, прекрасная, самая русская вещь, то есть самая русская цель. Это впоследствии все поймут, что это одна из главных русских целей».
«Турки — последнее слово цивилизации».
«Последнее слово цивилизации — бескорыстное движение русских».
«У нас все талантливые люди должны быть еще долго с раздраженным самолюбием именно от неимения соответствующего их силам и способностям дела, на котором они сами бы могли себя смерить и оценить и узнать свой удельный вес».
«Россия принадлежит русским, а не татарам. Мы завоевали татар и покорили их мечом, но всегда равноправие, братские отношения. Но равное право на Россию с нами за ними никогда не признавали и ни за что не признаем. Россия принадлежит русским и одним русским».
«Я столько же русский, сколько и татарин. Но воюю ни против татар, ни против мусульманства, потому что, помогая турке, я не против мусульманства иду, и я не виноват, что кавказец не понимает. Не спрятать же мне из деликатности к его мусульманскому непониманью мою историю. Ведь этак можно дойти до того, что, щадя его деликатность и оскорбительность сердца, мне придется церкви срыть. Собакам крест».
«Искусство побеждает и осмысливает. Вечное достоянье».
«Я ничего не знаю фантастичнее России».
«Холодный мрак и скука. Явления бывают, но мы чувствуем, что осмыслить их не можем — все фантастическое остается неразрешенным».
«Если б возможен был мир Молчалина, если б он не был фантастичнее всего фантастичного, то мир бы простоял хорошо».
«… действительность определяют поэты».
«Штрусберг — Россия жидовская и христианская».
«Струсберг — откровенно жидовская. Школы — маскированно жидовская».
«Россия представляет чрезвычайно фантастическую картину — жидовскую и христианскую. Там у них великие люди, Штрусберги, Шумахеры».
«Струсберг. Россия христианская и жидовская. Не так просто подавить Россию. Россия христианская спасет себя сама от жидовской».
«Победоносцев: победить силою доброго движения общества».
«Как такая сила, народное начало, как монархия, не осмыслено и не употреблено нами в дело?»
«Просвещение выработают, указав ему прямые цели».
«…означает, что нам есть на кого надеяться, что народ победит все условные идеалы. Прежние идеалы в виде сказочек».
«Возблагодарим же провидение за честь принадлежать к народу русскому».
«Лучшие люди — это те, перед которыми мы вольно преклоняемся. Но которые и заставляют поклоняться».
«Народы исторические жить, кажется, не могут без насилия».
«Такие огромные нации должны жить и высоким духовным началом».
«… закон исторический, и никакое общество до сих пор еще не могло устроиться и связать себя в целом без некоторого добровольного над собой насилия».