Доверие
Шрифт:
Поднявшийся ветер, словно подгоняя, бьёт в спину. Только Лука ему не подчиняется. Лишь всматривается в направлении школы и не прогадывает. Впереди, около кованого забора, маячит тёмное пятно автомобиля. Это может быть и чужой, тяжело понять с такого расстояния, но Лука надеется на лучшее. Спешит, перебегая узкую однополосную дорогу, даже не глянув по сторонам, и облегчённо выдыхает, поймав взглядом махнувшую ему рукой фигуру Фёдора Иннокентьевича.
Согласились. Хоть кто-то из них, но придёт. И от этого сразу становится как-то легче.
Лука привычно протягивает
— Нет ещё. Никого нет, — и без перехода: — Не знаешь, почему Степана не посадили за баранку? Он куда как лучше справляется с техникой, если та вдруг снова забарахлит.
Завязанный внутри узел, чуть ослабевший при виде знакомого лица, снова затягивается. Однако Лука этого не показывает. Пожимает плечами, отзываясь как можно небрежней:
— Он говорил, что выходной дали. Больше мне знать, видимо, не положено.
Поблизости от школы немного неуютно. Словно они делают что-то предосудительное. Будто и не в стенах этого здания уже было сделано больше чем достаточно, для того чтобы они оказались здесь.
— А если они не придут?
Прислонившись спиной к боку машины, Лука смотрит в сторону ведущей вдаль дороги. Хотя и понятия не имеет, с какой стороны они появятся.
— Беспокоишься?
Лука косится на Фёдора Иннокентьевича, но ничего не говорит. Однако тому и этого взгляда, видимо, хватает.
— Не переживай. Раз гоняли машину, значит, уверены, что они придут.
Лука лишь кивает. Говорить не хочется. Идти внутрь, впрочем, тоже, хотя так и не затихший ветер морозит, неприятно забираясь под ветровку, так что её приходится полностью застегнуть.
— А Самуил Борисович сегодня будет? Не просто же ради экскурсии по базе их собирают? — Лука ёжится от ещё одного порыва ветра, скрещивая руки на груди.
— Будет. Он уже был на базе, когда я уезжал. Приехал с самого утра… О! А вот и первые ласточки.
Обернувшись в указанном кивком направлении, Лука тоже замечает две приближающиеся фигуры и не понимает, отчего сердце начинается биться быстрее. Виной ли тому облегчение, что двое уже пришли, или, может быть, понимание, что можно будет напроситься на аудиенцию к Самуилу Борисовичу и спросить. Хотя и не уверен до сих пор, что тот сочтёт нужным отвечать.
— Привет, ребят. Надеюсь, вы меня помните, я Фёдор Иннокентьевич. Забирайтесь внутрь, подождем ещё немного и поедем.
Лука невольно сжимает зубы, встречаясь взглядом с одноклассником. Его брата ухватить не получается, тот уже проскочил и, судя по всему, нырнул в салон. Макар тоже быстро следует его примеру и только тогда Лука тихо выдыхает. Однако, видимо, недостаточно тихо, потому как Фёдор Иннокентьевич тут же реагирует:
— Ты чего?
— Ничего. Пойду тоже внутрь. Погреюсь.
Разговаривать о собственном поведении не хочется, так же как и обсуждать всё ещё туго завязанный узел внутри. Тот, который тянет, не давая отвлечься и держа в напряжении, словно сидишь на бочке с порохом и вертишь в руках зажжённую
— Вы хотели поговорить?
Захлопнув за собой дверцу и убедившись, что окно с водительской стороны закрыто, уточняет Лука. Замирает, встречая две пары настороженных глаз. Ему снова кажется, будто в глазах старшего мелькаю жёлтые всполохи, но стоит сморгнуть, как наваждение пропадает. На мгновение хочется глянуть на них другим зрением, посмотреть, что изменилось с прошлого раза, но что-то внутри останавливает от этого шага. Словно шепчет: «Не сейчас» и Лука подчиняется.
— Из-за чего нас выбрали?
— Из-за того что у вас подходящий потенциал?
— И что в нём кроётся?
— Понятия не имею, — в очередной раз виляя, но при этом вполне честно, отзывается Лука, вгоняя их обоих в ступор. Только ответить что-то иное тоже не может. Слишком глупо будет звучать: «Я просто увидел ваше сияние». Да и не уверен Лука что хочет, чтобы они знали о его участии в их судьбе. Не сейчас так точно.
Макар уже открывает рот, чтобы ещё что-то спросить, но тут же его захлопывает. Лука даже вопросительно вскидывает брови, но ответ приходит с другой стороны.
Дверь в салон распахивается, являя взгляду Фёдора Иннокентьевича и Алису. Та жмурится, поправляя растрепанный ветром хвост и, лишь получив приглашение, забирается внутрь.
Лука же спешит перебраться на переднее сидение, оставляя будущую команду в салоне. Отвечать на какие-либо вопросы при Фёдоре Иннокентьевиче, он не собирается.
Вся дорога проходит в напряжённом молчании. Лука чувствует затылком чужие взгляды, но не оборачивается и даже не заглядывает в зеркало заднего вида. Вместо этого упрямо смотрит на проносящиеся за окном пейзажи. На то, как привычно сменяются многоэтажные дома частными домиками, как пролетает мимо ещё один рукав дороги, вновь сменяясь разномастными заборами и домами.
Фёдор Иннокентьевич, не иначе как по привычке, пытался завести разговор в самом начале, но не вышло. На его вопросы отвечали односложно и с явной неохотой.
— Куда мы едем? — нарушает устоявшуюся тишину Алиса. Голос едва заметно дрожит, так что можно не заметить, если нарочно не прислушиваться, ловя малейшие изменения.
Лука всё-таки косится в зеркало заднего вида, всё ещё не решаясь обернуться. Да и того, что он видит, вполне хватает, чтобы понять — напряжена почти до предела: побелевшие костяшки вцепились в ремень небольшой перекинутой через плечо сумки, губа прикушена, даже крылья носа тревожно подрагивают, словно в попытке найти ответы в окружающих запахах.
Остальные, впрочем, не лучше. Сидят, прижавшись плечом к плечу, как воробьи на ветке: растрепанные ветром, сосредоточенные и тоже напряженные.
— На базу.
— Нам сказали… — отзывается Макар. — И, судя по всему, родителям сказали, что это недалеко.
— И не соврали, — Лука отворачивается к окну, не желая видеть собственный прокол. Понимает, что надо было поговорить раньше, чтобы не было вот такого. Однако он думал, другие всё объяснят гораздо лучше, но, похоже, просчитался.