Доверься мне
Шрифт:
Еще немного. Еще…
Я прикусываю губу, когда двери наконец открываются. В лифте Джон нажимает кнопку этажа, а потом за бедра притягивает меня к себе. Жест вроде бы и решительный, собственнический, но в то же время нежный, как будто ко мне следует прикасаться с осторожностью. Именно от этого сочетания нетерпения и сдержанности у меня перехватывает дыхание.
Он наклоняется, щекой касаясь моего виска.
— Меня внутри трясет, — признается Джон со смехом. — Дрожу, как гребаный лист на ветру.
Я как никто понимаю его. Лифт поднимается, а я парю, в голове пусто. Ладонями
— Я не могу ждать, — произносит Джон, то ли поясняя, то ли просто утверждая. Ладонями скользит по моему животу под трусики. Я развожу ноги, давая ему пространство. Парень с поразительной точностью находит клитор. Мозолистым кончиком талантливого пальца мягко обводит эту гладкую выпуклость, и у меня слабеют колени. Утыкаюсь лбом в его плечо и всхлипываю.
Палец скользит немного вниз, чтобы погладить вход.
— Я так сильно хочу в тебя, Стеллс. — Он не толкается внутрь, всего лишь поглаживает, но эта легкая пытка вынуждает меня в отчаянии покачивать тазом.
— Джон… — Я хочу, чтобы это прозвучало как приказ, но выходит писклявой мольбой.
Лифт с глухим стуком останавливается, и рука Джона покидает меня. Я четко осознаю, насколько мокрая, когда без его прикосновения ощущаю холод. Парень тянет меня в холл, двигаясь при этом резко, неуклюже. Набирает код на своей двери, как будто пытается взломать панель. Замок щелкает, и мы фактически вваливаемся в прохладную тишину прихожей.
Больше никаких разговоров и ожидания. Мы целуемся, и поцелуи уже не требовательные и безумные, они поглощающие. Мы словно ныряем на самую глубину океана. Джон набрасывается на мой рот, как будто имеет на это право, и это доставляет ему удовольствие. Меня никогда так не целовали. Словно он чертовски голоден, а я этот голод способна утолить.
Умом понимаю, что мы двигаемся — целуемся, обнимаемся, молча снимаем одежду и оставляем ее валяться под ногами — но мои ощущения сосредоточены исключительно на нем, мягкости его губ, вкусе его языка. У Джона нежная кожа и твердые мышцы. Держа меня в железной хватке, он управляет мной, клеймит мой рот, втягивает в свою спальню.
Его комната — это мрачная пещера с темными стенами и тяжелыми шторами, единственный источник света проникает через массивные решетчатые окна на дальней стене. Джон тянет меня прямо к этому свету. Его жар на моей коже почти невыносим.
Теперь я горю внутри и снаружи, пылаю от вожделения к стоящему передо мной мужчине. Красивому мужчине. Он идеально сложен: широкие плечи, сильные руки, твердый пресс. Расстегнутые джинсы низко висят на стройных бедрах, демонстрируя край боксеров и тонкую полоску темных волос.
Никогда в жизни я не желала человека настолько сильно. А с ним мечтаю проделать массу всего: прикусить темные вершинки его сосков, пососать нежную кожу шеи. Однако меня
Джон проводит костяшками пальцев по моему позвоночнику. А достигнув застежки бюстгальтера, останавливается.
— Хочу посмотреть на тебя.
Посмотреть, ну конечно. Я и так абсолютно открыта перед ним, стою в трусиках и лифчике, остальную одежду растеряла где-то по дороге. Правда, я ничуть не смущена. С ним хочется быть обнаженной. Голой и мокрой. Но я в курсе, к чему он привык, хотя сама устроена иначе.
— Ничего особенного, — шепчу я. — Это просто я, такая же девушка, как и другие.
Джон из-под ресниц серьезно смотрит на меня.
— Ты необыкновенная.
В этот момент я верю любым его словам. Льну к прикосновениям, когда он играется с застежкой лифчика. Пожалуйста. Пожалуйста. Просто сними его с меня. Я бы попросила его об этом, но куда-то пропал голос. Впрочем, парень понимает язык тела. Застежка расстегнута, бюстгальтер соскальзывает. Блаженная свобода.
— А вот и ты, — говорит Джон, будто скучал, и большой теплой ладонью накрывает ноющую грудь. Губами прижимается к чувствительной коже в изгибе шеи и шумно вдыхает. — У меня были планы, — сообщает, прокладывая дорожку поцелуев к груди. Целует нежно, исследуя и посасывая. — Я собирался привезти тебя домой, сделать влажной, а потом трахнуть. — Продолжает медленно целовать, помечая веснушки, а потом опускается на колени. — Жестко и быстро, вытрахать все это отчаяние.
Страсть буквально захлестывает, и я погружаюсь в нее с головой. Джон обхватывает меня за талию, обездвиживая.
— Наполеоновские планы. — Поцелуй в сосок настолько легкий, что я тянусь к мужскому рту за большим и издаю стон, когда парень сдается и всасывает его. — Однако ты нарушаешь все мои планы, — бормочет он мне в кожу, щелкая языком.
Я пальцами зарываюсь в его густые волосы.
— Мне жаль.
Откуда ему знать, что я совсем не сожалею.
— Лгунья, — смеется Джон, обдавая теплым дыханием мой влажный сосок.
— Хуже, — соглашаюсь я слабым голосом. Хочется прикасаться к нему повсюду: к широким плечам, твердой спине. В солнечном свете его кожа кажется теплой, золотистой, красивой и гладкой. Однако он опускается ниже, покидая пределы досягаемости.
— А теперь все, что я хочу сделать — это не торопиться, насладиться моментом.
Обнимая бедра сильными руками, он губами скользит по моему животу. С нарочитой осторожностью подхватывает край моих трусиков и стягивает их вниз. Они опускаются к ногам, и я остаюсь обнажена. Джон просто смотрит, а затем удовлетворенно замечает:
— Рыжие.
Боже, он прямо там, утыкается носом в мою промежность и вдыхает запах. У меня начинают дрожать ноги.
— Джон… ты не должен… — Я сильно прикусываю губу. Зачем вообще что-то говорить? Наверное, затем, что мне не хочется, чтобы он считал это обязанностью.
Парень замирает, но хватка становится немного крепче, и я тяжело сглатываю, желая провалиться сквозь землю. Я затронула его прошлое, совершенно не собираясь сделать нечто подобное. В этом моменте, кроме нас, ни для чего больше нет места.