Доводы нежных чувств
Шрифт:
— Ему можно доверять, — задумчиво проговорила Лора. — Что ещё?
Бесс и Агнесс коротко переглянулись в немом согласии говорить всё как есть, какой бы горькой ни была правда. Бесс осмелилась начать.
— Кристофа повесили.
Лицо Лоры, до того почти не выражавшее никаких эмоций, после этих слов, казалось, удлинилось и осунулось ещё больше, в глазах зажегся яростный огонь.
— За что? — прохрипела она.
— Не рассчитал силы, забил до смерти постового на митинге. Полицейский заломил руку Мери Ди и Кристофа понесло. Коула не было в стране и в этот раз защитить нас было некому.
Лора закрыла глаза и упала лицом на ладони. Все любили Кристофа,
Карета остановилась у дома генерала Леграна и его вдовствующей сестры. Бесс выскочила из двери и подала руку Лоре, которая уже немного успокоилась после пережитого волнения. Кучеру велено было отвезти Агнесс домой, после чего поддерживая обессиленную подругу за локоть, Бесс проводила её к себе в дом и устроила в комнате для гостей. Впереди её ждало ещё много акций протеста и неприятностей с законом, перед которыми следовало хорошенько подкрепиться и выспаться.
Глава 25
Для сотрудников общеобразовательной школы Кэтлуэлла не существовало понятия «неблагодарная работа». Никто из них не возмущался, когда нужно было, к примеру, организовать замену выбитого стекла или прочистить трубу на крыше. Далеко не всякую работу мог выполнить бедолага Брайан и все это прекрасно понимали, оттого безропотно вызывались сделать что-то, что не входило в их обязанности по трудовому договору. Они даже в него и не заглядывали никогда.
К концу лета школа получила подарок — множество книг из столичных библиотек, которые бывшие владельцы предпочли бы сжечь, если бы не нашлись люди, которые сговорились избрать для коллекций литературы иную судьбу. Теперь же завуч Бернис, директор Йозеф и учительница истории Бьянка сидели в школьной библиотеке, заставленной коробками и связками с книгами, внимательно изучая их содержимое. Каждый том требовалось описать, проштамповать и определить на своё место в ряду других книг по сходной теме. Все трое предпочли бы заняться генеральной уборкой или перестановкой мебели вместо того, чтобы тратить время на это муторное, утомительное занятие, однако, когда, если не теперь? При том, что до конца осенних каникул оставалось всего ничего, а горы духовной пищи громоздились на полу библиотеки уже больше месяца.
Бернис отодвинула от себя книгу и приложила руку ко лбу. Другой рукой она подняла со стола журнал описи и принялась обмахиваться им, как веером.
— Я больше не могу, — тихо проговорила она.
— Ты можешь всё, — монотонно ответил ей профессор.
— Это выше моих сил, профессор. Мы тут уже четвёртый час сидим. Я чуть не вписала в категорию художественной литературы
Бьянка глухо смеялась больше от усталости, чем от каламбура Бернис.
— Я бы тоже от чая не отказалась, — она выдохнула, откидываясь на стуле.
— Я понял вас, дорогие дамы. Можете не продолжать. Давайте так. Сейчас мы выпьем чаю, потом каждый для себя сам решит, что делать дальше. Мне нет интереса доводить своих подчинённых до нервного срыва, — профессор говорил всё это, не переставая протирать платком стёкла очков.
— Значит, решено, — Бернис поднялась со своего места и направилась к выходу.
Некоторое время, пока она занималась сервировкой в соседнем с библиотекой кабинете, брошенные ею Бьянка с Йозефом продолжали лениво перебирать книги. Девушка поставила перед собой очередную связку толстых потёртых томов и принялась развязывать шнурок, натянутый так туго, что по краям книжных корочек образовались борозды. Приложив немало усилий, она всё же справилась с узлом и стала рассматривать книги — заниматься описью Бьянка не спешила. Сверху в ряду лежал англо-французский словарь с аккуратным тиснением на обложке, под ним — справочник по машинным механизмам, следом — «Метаморфозы» Овидия. Девушка глухо усмехнулась, поминая незлым тихим словом того, кто так бездумно свалил в одну кучу книги из абсолютно разных областей знания. Когда очередь дошла до книги, лежащей ниже всех, Бьянка изменилась в лице. Если до этого вот уже полтора часа черты её выражали полнейшую отстранённость, то теперь они явно оживились. Светлые брови поползли вверх, маленький ротик округлился, взгляд голубых глаз сфокусировался на коричневой обложке, мозг недоумевал.
— Профессор, — тихо позвала она.
Йозеф повернул голову в её сторону, но оценив состояние девушки понял, что его присутствие не помешает, потому быстро поднялся со своего места и подошёл.
— Что там? — спросил он. — У нас с таким ужасом на книги смотрит только Кевин Коффер, который в свои девять лет ещё читает по слогам, — профессор переводил взгляд от книги к лицу девушки. Он начинал беспокоиться.
— Я помню эту книгу, — тихо проговорила Бьянка. — Я помню эту книгу…
— Хорошо, хорошо, дорогая моя, не нервничай, — профессор обнял её за плечо и усадил обратно на стул. — Что тут… «Жизнь двенадцати цезарей» Гай Светоний Транквил. Хорошая книга, неудивительно, что ты её читала…
— Я не дочитала.
— Ну вот, теперь дочитаешь.
— Нет, вы не понимаете, — Бьянка закрыла руками лицо. — Мне кажется, я что-то вспомнила.
Профессор пододвинул стул и сел рядом. Бернис, которая уже закончила приготовления и вернулась, намереваясь позвать коллег пить чай, тоже не сдержала любопытства и присоединилась к ним. Девушка отвела руки от лица, но глаза не открывала. Она водила пальцами в воздухе, что-то шепча при этом. Завуч и директор обеспокоено переглядывались, пожимая плечами.
— Что ты вспомнила, расскажешь? — решился спросить её Йозеф.
— Скажите, откуда эта книга? — Бьянка проигнорировала вопрос.
— Так, давай посмотрим, — Бернис со знанием дела открыла задний форзац увесистого фолианта и взглянула на штамп. — Судя по вензелю, она принадлежала столичной торговой гильдии, — женщина снова вопросительно взглянула на профессора.
— Торговая гильдия, — проговорила Бьянка. — Я помню, как беру стул, ставлю его возле полки потому, что иначе мне не дотянуться, вынимаю книгу…