Шрифт:
Довольство
Когда Джаред впервые срывается на Алана, начальнику замковой стражи около двадцати Нижних зим, он неприлично молод для своего поста и неприлично сообразителен. Впрочем, не всегда. И теперь Советнику предстоит разруливать дипломатическими усилиями то, появления чего в принципе можно было бы избежать.
— Я же просил тебя! Просил! Чтобы они не встретились до тех пор, пока я не проведу разговоры наедине с обоими! — Джареду предстоит как-то выкручиваться перед Степью и Камнем, что никогда не бывает приятно, а тут он еще и в уязвимой позиции. —
Начальник замковой стражи вздрагивает уже не в первый раз за разговор, Джаред вспоминает, что Алан не спал довольно давно, однако сейчас Советник слишком зол для сочувствия.
— Прости, Джаред, я перепутал, — Алан раскаивается, он подавлен и очень хорошо ощущает свою вину. — Я не хотел тебе помешать, но в этом «наедине с обоими» я услышал не то, прости меня, Советник…
Как ни странно, от объяснений становится только хуже, Джареду хочется оскалиться подобно дяде, укусить Алана так, чтобы на всю жизнь запомнил, подрать шерсть или волосы, выместить злобу, растерзать! Он правда виноват! И признает это!
Однако Советник не зря имеет славу самого хладнокровного и умного ши на много Благих Домов: он дышит глубоко, успокаивается до уровня ярости, злобы, осерчалости и, наконец, недовольства. Алан ждет приговора, и это опять распаляет Джареда, он не вполне справляется с собой, когда роняет холодно, как чужому:
— Прочь с глаз моих.
Джаред знает, как жжет лютый холод в его голосе, и пользуется этим сознательно, он слишком, слишком зол. Алан больше не вздрагивает, кивает, не поднимая лица, не встречаясь взглядом, выходит, прикрывает аккуратнейшим образом дверь, и слыша тихий щелчок замка, Джаред вдруг понимает. В два шага подходит к порогу, распахивает створку…
Коридор совершенно пуст.
— Алан!
Никакого отзвука или ответа. Ну, может быть, он и в самом деле очень быстро ушел — Джаред успокаивает себя, уповая на следующий день. Алан все равно объявится, им теперь гасить на пару почти развязанную по глупости войну, Советнику будет необходима помощь, Алан это знает, Алан никогда не пренебрегает долгом.
Он обязательно объявится. Не сможет не объявиться!
На другой день, стоит Советнику проснуться, удивиться отсутствию встреченного этак невзначай и по пути к кабинету начальника замковой стражи, приходит воспоминание о вчерашней беседе. Джаред костерит себя на все корки — нельзя было так срываться! — и ощутимо мрачнеет. Придворные расступаются перед сосредоточенно-сердитым Советником, а распахнутая дверь в кабинет не спешит радовать видом Алана. Зато поверх наполовину заготовленных бумаг для договоров виднеется новый листок, исписанный знакомым простым почерком.
Под ежедневным докладом, выполненным в письменной форме, покоятся несколько томов, раскрытых на нужных страницах — Алан нашел, за что зацепиться, принес и оставил.
Не появляясь на глаза Джареду, как и было сказано.
— Ох, Алан! — Советник сердито протирает усталые глаза, в углу ему мерещится какая-то тень, но стоит обернуться, она оказывается шторой. — Ладно, лишь бы работал!
Джаред сердится теперь и на себя, верх берут сердитые движения души и злые слова. Не хочет появляться —
Еще через полдня — Джаред не даром считается самым умным ши — ему становится очень хорошо понятно, что справиться-то он справится… Но без подмоги начальника замковой стражи и его ненавязчивого, незаметного присутствия, все как-то не так. Джаред больше сердится, со стражей надо связываться отдельно, обсудить текущее положение невозможно ни с кем — если посвятить в тонкости Мидира, от Камня и Степи к полудню следующего дня останется лишь воспоминание…
Но это не выход.
Хотя пожаловаться по-детски дяде изрядно хочется.
А еще поплакаться, что Алан пропал и не показывается!
Джаред хмыкает.
Что он сам приказал Алану пропасть и не показываться.
День заканчивается феерически, но стража оказывается там, где надо, и ровно в том количестве, которое сможет удержать королей Степи и Камня от рукоприкладства прямо в королевском зале совещаний. Джаред готов рвать и метать, он недоволен собой, днем и своенравными владыками. И когда он разбирает все происшедшее по нюансам, оказывается, что страже он ничего не говорил. И никого отдельно не призывал. И в курсе всей свистопляски был исключительно Алан.
Который мог помогать, не показываясь на глаза.
Советнику становится одновременно ужасно легко и тяжело — Алан рядом! Не хочет показываться, и его будет невозможно найти, пока не захочет, однако, рядом.
В расстроенных чувствах Джаред составляет еще пару бумаг, а в середине ночи, обнаружив кружку с успокаивающим отваром возле локтя, не удивляется, откидывается в кресле и засыпает, снова как будто видя размытый силуэт.
В кресле напротив.
Всю оставшуюся ночь эта мысль переплавляется по дорогам снов, меняется, растет, наоборот — уменьшается, и ранним утром Джаред подскакивает, как ужаленный. Это был Алан!
Кружка опять полна, на сей раз отваром бодрящим — травы легко определяются нюхом.
И бумаги на столе кое-где исправлены, серьезно дополнены, а поверх снова лежит светлый квадратик ежедневного отчета.
— Алан! Ох, Алан, — сегодня Джаред уже почти не зол, хотя и сердится, как будто просто потому, что сердиться по таким поводам положено продолжительно.
Короли Благих Домов оказались неожиданно сговорчивы, как будто кто-то незаметный обронил невзначай пару угроз. Джаред предложил им выверенные договоры — и владыки были готовы пойти на уступки.
День удается, переговоры проходят блестяще, дядя отмечает прекрасный выбор средств, мимоходом подтверждая худшие догадки: если бы вся ситуация дошла до него, в живых нынешних королей наверняка уже не было бы.
Дядя вообще не склонен к дипломатии, это Джаред заметил очень давно.
Душевный подъем хочется с кем-то разделить, Джаред спрашивает стражу, где они видели Алана в последний раз, а волки лишь косятся и отвечают странно «возле вас». Тогда Советник спешит в свой кабинет… оказывающийся снова поразительно пустым. Алана нет, ежедневный отчет сегодня уже был исполнен, ситуация с королями разрешилась, книги, все еще раскрытые на нужном месте, шелестят страницами от сквозняка.