Дожить до рассвета
Шрифт:
Сперва показалось, что я по ошибке заглянула в лесную чащу. Зеркальный потолок подпирали малахитовые стволы деревьев, где-то вдалеке шумела вода, пели невидимые птицы.
– Шо стоим? – сторож вошел вслед за мной. – Так. Стал-быть ступай в приемную, на втором. Ступай, значится, и сиди. Ежели заблудисся – нюни не распускай. Я вечарком обход делать буду, авось и найду. Все. Давай, вперед и с песней.
С этими словами он, прежде чем я успела задать какой-либо вопрос, скрылся за дверью. Холл пустовал, и нового проводника не предвиделось. Сверху, правда, долетали отзвуки голосов, эхо шагов и будто
Добравшись до площадки второго этажа, я двинулась вдоль коридора, придерживаясь за стену кончиками пальцев, наверное, на случай, если она решит уехать. Долго идти не пришлось – уже четвертая дверь порадовала табличкой «Приемная».
Здесь уже был человек – смуглая девушка, лет шестнадцати. Пышные каштановые волосы блестели в солнечном свете и струились на шлейки кислотно-желтого топа, едва прикрывавшего живот. Она сидела, закинув ногу на ногу, и с напускным безразличием подпиливала ногти. Челюсти непрестанно двигались, пахло перченой мятой.
– Здравствуйте, – пролепетала я.– А Вы тоже кого-то ждете?
– О-о-о! – протянула она, сделав страшные глаза. – Заюш, не кого-то, а чего-то. Казни.
– Правда? А за что? – спросила я, просвечивая ответ через детектор сарказма. Кажется, он замигал.
– Прикинь, перед тобой – самая опасная преступница тысячелетия. Наряду с Чикатило, Фишем, Дамером и прочими, кто смел пилить ноготки во время задания. А ты че? Не замечала тебя раньше.
– А меня и не было. Только сейчас привели.
– А! Новенькая, – дошло до нее. – Ё-мое, заюш, да ты влипла. Всех нормальных мастеров к весне разобрали. Хотя, – она задумчиво прикусила кончик пилки. – Там еще Константин остался, он ничего такой, милашка. Если Ромка подвинется, то тебя можно будет классно пристроить. А вот рогатого лучше за милю обходить. Маразматик редкос… Зда-асьте, – пропела девушка, глядя в сторону дверей.
В Приемную зашла еще одна женщина. На вид не больше сорока, но манера держаться набавляла еще пару десятков.
– Катенька, – с порога накинулась она, грузно опустив на стол пухлую сумочку, – ну, что это такое? Ну, почему на тебя постоянно жалуются? Вот не хочется же тебя ругать, такая девушка хорошая, а ведешь себя как девица, честное слово, ой. И чего тебе неймется? Ну маечку можно же подлиннее надеть, хоть не замерзнешь и вопросов не будет. Вот возраст ваш, я все понимаю, хочется быть красивой, взрослой, но глупые вы дети такие, мамочки-мамочки рОдные. Ой! – она на секунду перевела дух, заметила меня. – Ой, а кто это у нас такой хорошенький? Вот Катенька, посмотри, как хорошо-то в рубашечке. Еще бы юбочку, ну да вы, молодые, сейчас другую моду носите. Ты к кому, деточка? Уж не новенькая ли наша? Катька тебя тут попугать не успела? Она девочка умная, общительная, ну вот взбалмошная, вишь. Ну ты не переживай, подружитесь. Глядишь, в подмастерье возьму, под крылышко.
Я мысленно помолилась всем богам об обратном, а она сменила курс на ногти и изъяла пилочку.
– Да они неправильно поняли, Анна Юрьевна! Там руну надо было в древесине чертить, а кинжал дома остался.
– Ну так хальсбанд тебе на что? И вообще, взрослая уже девочка, скоро в мастера пойдешь, учись пальцами выводить. Сложно, конечно-конечно, а кто обещал легко? Не буду ж я за тобой повсюду бегать. Так, – приостановилась Анна, снова вспомнив обо мне. – Тебя, заинька, надо в группу. Катенька, мы с тобой только через полчаса встречаемся. Я пока кофейку, ну, то есть дела поделаю. А ты бы рассказала малютке чего-нибудь. Вспомни себя подготовишку, как не понимала ничего. А то пока Константин Сергеевич придет, да объяснит, да отведет. Все-все, идите-ступайте тихонечко.
Катя отлепилась от кресла, подхватила меня под локоть и, напоследок чавкнув жвачкой, вывалилась из кабинета. По коридору пролетело звучное эхо хохота.
– Жесть, скажи? – продолжая смеяться так, будто услышала лучшую в мире шутку, пропищала она. – И так каждый раз. Фуф! За нашу долгую жизнь! Не ссы, тут не все такие разговорчивые, только мне повезло. Так, – переключилась Катя, вынимая телефон, – короче, где ты есть?
– Какой философский вопрос. Здесь, наверное.
– Смешно. Зай, диктуй чего-нибудь, мне тебя надо в чаты добавить с мастерами и без, в группу с новостями и так далее.
Телефон – изобретение почти такое же полезное как зубы. Но ни то, ни другое отчего-то с рождения не выдают. Замешательство отпустило достаточно быстро, чтобы выкрутиться и предложить:
– А давай лучше твой номер запишу?
Я отвернула рукав рубашки и под диктовку начертила временную татуировку. Катя ее проверила, надув из резинки белый пузырь, кивнула и потянула меня к лестнице.
У ступеней, прислонившись спиной к прутьям, теперь сидел мальчишка. На коленях, дрожа от шустрых движений стержня, лежала примятая тетрадь. Увидев нас, он встрепенулся и, сунув ручку за ухо, решил докопаться:
– Кот, слышь, ты в Навь в августе едешь?
– Ну, на яблочный, где-то, а тебе какое дело?
– Давай поменяемся? Не, ну… ну, ля, Котяра, реально очень надо, – взмолился тот, когда Катя, закатив глаза, зашагала дальше. – Там нож надо забрать новый и домовому я подачек с осени не оставлял. Ну что тебе стоит? Позже скатаешься. У меня даты на сентябрь только. И за шоколадку. Две!
Но мы уже ушли далеко вверх. Мне даже стало жалко того домо-жителя, или как его там, брошенного, обозвали. Но упрашивать за него было неловко.
Четвертый этаж ничем не отличался от предыдущих. Все те же двери-гвардейцы на каждые пару метров. За одной из них что-то прерывисто трещало. Когда мы проходили мимо звуки на миг стихли и вдруг взорвались какофонией звона и грохота. Я подпрыгнула от неожиданности, едва не сбив Катю на пол. Та даже не поморщилась, только прыснула. В комнате тоже паники никто не поднял. Вместо этого строгий голос велел спуститься за метлой.
– Это что там?
– А? Да чистку, походу, учат. Сложная тема, реально. Как и все восстанавливающие формулы. Стой, – скомандовала Катя, вскидывая руку. Навстречу нам стремительным шагом шла еще одна девушка. – Зай! Ну че там?