Дожить до рассвета
Шрифт:
– Ну, если сравнивать ее с мастером или твоей верой в новые бренды, то да, пациент скорее жив, – усмехнулся Рафаэль, потрепал меня по голове и спросил: – Еще не завтракали?
Азар моргнул.
– А ее нужно кормить?
– Ох, уж эти человеческие штучки, – деланно драматично вздохнула я.
Столик заняли кружки с чаем и тарелка, на которой небольшой горкой лежали бутерброды с колбасой и сыром. На мгновение меня заморозило недоумение. Никто не принес ни приборов, ни салфеток, ни даже колокольчика. Как нужно было понять, что теперь-то можно есть? Старшие тем временем все говорили и говорили о чем-то, известном
–…Сказал, атома нашего там не будет, ибо ему, знаете ли, пространства жалко, да бедняжки-подчиненные перепугаются. А честно ли, что только одна сторона артефакт бережет, – никого волновать не должно. Начальство, мол, одобрило. Так Миша с ним едва не поругался.
– Ну, отчасти он прав, – сказал Азар. Отпил чай, сглотнул так, будто пробовал давно забытый или вовсе новый деликатес, сморщился и оставил кружку. – Валя даже к нашему хранителю на ровном месте придирается, а так еще жарче будет.
– Главное, чтобы нас эти выборы не коснулись, – поглаживая фарфоровый ободок кончиком длинного ногтя, произнес Рафаэль.
– Не переживай, золотце, мы – те еще кретины, – с неожиданной заботой успокоил Азар. – В их глазах, по крайней мере. Да и неприкосновенность никто не отменял. Мелочь, ты чего сидишь? Горячо, разве?
Последняя фраза прилетела в мой адрес. Я помотала головой, убрала руки с коленей и все-таки ухватила кружку за ручку.
После завтрака мне вручили колючку на палочке, которую нормальные люди называют расческой. По задумке, она должна помогать с волосами, но ситуация стала только хуже. Кудри просто спутались в один большой клок, а часть и вовсе намоталась на агрегат. Рафаэль некоторое время наблюдал за моими мучениями, но в конце концов не выдержал.
– Давай помогу, – он взял расческу, смочил под краном и принялся распутывать клок. – Они у тебя сами так вьются?
– Наверное, – протянула я, морщась от неизбежной в таких случаях боли. Стоило соврать или пока разведать обстановку? Вот было бы смешно, если бы меня раскрыли на такой идиотской мелочи. Но его локоны тоже шли легкой волной, так что я решила оставаться честной пока это возможно. – Не контролирую. А это нормально, что они так делают?
– Да, конечно. У многих такое бывает. Особенно у тех, кто тесно связан с колдовскими практиками. Скорее всего это последствия проявления магии.
«Или перехода в другое измерение», – подумала я. Раньше выглядело по-другому.
– А может и просто генетика. В любом случае, это тоже очень мило, скажи Ази?
Азар, все это время любовавшийся далеко не мной, моргнул, сменил точку внимания, согласился и напомнил про какое-то расписание, от которого мы такими темпами рисковали отклониться.
– Уже сегодня и отправим? – спросил Рафаэль.
– А куда ее деть? Пусть топает, знакомиться с себе подобными.
– Куда топает? – испугалась я.
– В Братство, солнце. Ази предлагает отвести тебя в штаб Братства вактаре, осмотреться, – Рафаэль отпустил мои волосы и осмотрел результат. – Что думаешь?
Еще полчаса возни с новой одеждой: комбинезон и рубашка оказались, что называется, на вырост, – нет, ну честное слово, кто придумал эти маленькие пуговицы? – и можно было выдвигаться. В этот раз обошлось без провалов в пустоту – старшие решили, что дорогу мне стоит запомнить.
Мы миновали трамвайные пути, прошли через парк со
– Чего надобно?
– Привел новую ученицу. Подготовительный период.
– Эта что-ль? – сторож придирчиво осмотрел меня с головы до ног, поправляя козырек фуражки. – Глазенки мне ее не нравятся. Не нашенские.
– Гавриил приказал распределить к вам.
– Тц! Ну, коль приказано, да не будет отказано. Проходь-те сюды.
Ворота, протяжно взвыв петлями, отворились, открывая обзору пятиэтажное здание. Оно вырастало из земли как безголовый Сфинкс, вытянув вперед два крыла. Его нельзя было назвать очень уж старым. Хотя серый кирпич местами и прятался от солнца под розовато-зеленой порослью, а стекла окон помутнели около рамы, напоминая линзы очков для совсем безнадежных глаз, зато углы выступов и бетонные колонны у самого входа крошится еще не начинали. Прошлый век максимум. Двор вокруг, засаженный пока пустоватыми каштанами и яблонями по бокам от дороги, выглядел немного свежее. Сейчас кроме нас здесь никто не бродил. Мы следовали за сторожем к ступеням, когда Рафаэль решил уточнить:
– Здесь я тебя оставлю. Дорогу запомнила?
Сердце почему-то бешено заколотилось. «Вот так и идти? Совершенно одной? Без охраны? И как себя вести?» – задавать эти вопросы было стыдно и, наверное, странно, но ощущение создавалось такое, будто я могла опозорить всю королевскую семью и страну заодно. Опыта общения со сверстниками у меня не набралось от слова совсем. О чем вообще они обычно говорят, чем увлекаются? Особенно здесь, в тройке. Так еще и дети здесь учились не простые, а некие таинственные вактаре. Что вообще нужно делать, чему нас станут учить, я не имела ни малейшего понятия.
– Нервничаешь?
– С чего бы?
– Хэй, – Рафаэль потрепал меня по плечу. – Мы тебя в обиду не дадим. Знаю, не самое приятное чувство – вливаться в новый коллектив, привыкать к обстановке. Никогда заранее не понять, как тебя примут и примут ли вообще. Но если чересчур переживать о будущем, можно упустить ниточку настоящего и потеряться. А если волноваться о мнении окружающих, можно потерять собственное. Так что просто поступай как знаешь. И если это кому-то покажется неправильным, не расстраивайся. Просто твой мир отличается от их. А потому законы в ваших реальностях не могут быть одинаковыми. Изменишь мир – изменишь и путь. Не меняй его по чужой прихоти. Сотвори его таким, каким задумано, хорошо?
Он говорил совершенно серьезно, но в глазах сквозила теплая снисходительная улыбка. Не слова, но сам тон голоса успокаивал и обнадеживал. Почему? Зачем он тратил время и запасы философского пафоса? То есть, наверное, так и нужно делать, когда кто-то из близких не в духе, но ведь мы друг другу никто. И откуда взялся этот дурацкий ком в горле?
Сторож тем временем потянул на себя ручку дверей и махнул проходить. Рафаэль остановился у ступеней, проводил меня взглядом до порога и скрылся из виду.