Дожить до завтра
Шрифт:
За окном бежали бесконечные столбы, и, если смотреть на них долго, начинало казаться, что это не поезд качается и бежит по земле, а сама земля убегает в обратную сторону.
В Москву я прибыла вечером и сразу же поехала в место, назначенное Громом для встречи. Это было фойе кинотеатра «Брест».
Андрей Леонидович подошел ко мне, как всегда, неожиданно и взял под руку.
— Я Ахмару звонил, — сказал Гром. — Болеет. Врачи предлагают операцию на колене — его тогда в бетонную яму швырнули метров с шести. Да еще и пальцы воспалились — сейчас ногти удаляют.
Я
— Он говорит, — продолжил Гром, — ребятам тогда даже отдохнуть не дали — сразу послали на какой-то дот. Остались в живых только Сом да Хрящ. Сом в госпитале — позвоночник перебит.
Я остолбенела:
— Так это же…
— Да-да. Ахмар справки навел; похоже, Сечкина работа, ну, тот, из «округа»…
— Да я помню. Будете брать?
— Не сейчас. Сечкин — фигура особая; его в Москве крепко поддерживают.
Я вздохнула.
— А что с Хрящом?
— После этой атаки сразу же рапорт подал. Он же не дурак, понимает, что почем. Теперь на какого-то частника работает — здесь, в Москве.
— А меня-то зачем сюда вызвали?
— Работать. У тебя ведь есть знакомые в Москве?
Я улыбнулась: Гром каким-то образом знал обо мне все.
— Остановись у них, а завтра в это же время подъезжай сюда. Договорились?
— Ладно, Андрей Леонидович, до встречи…
Иван Турсунбекович Касымов был старым другом отца. Именно к нему я теперь и ехала. Когда-то папа и дядя Ваня закончили одно и то же училище внутренних войск, затем, правда недолгое время, служили в одном полку. Они так подружились, что даже в отпуск наши семьи два раза ездили вместе. Честное слово, я не помню, чтобы кому-то из военных, служивших в разных частях, это удавалось. А потом папа погиб.
Дяде Ване наконец-то дали повышение, и вот уже два года как они с женой Людмилой Ивановной живут в Москве. Они все приглашали меня приехать погостить, но так получилось, что была я у них один раз, проездом.
Я села в подошедший автобус и через сорок минут путешествия сквозь желтый свет фонарей и мелкий нежданный дождик вышла у самого дома семьи Касымовых. Зашла в ярко освещенный подъезд, поднялась на лифте на девятый этаж и позвонила в знакомую дверь под номером 154.
Дверь открылась, и я увидела немного постаревшую, но все такую же обаятельную хозяйку.
— Юленька! — всплеснула руками Людмила Ивановна. — Ваня! Бегом сюда, ты посмотри, кто приехал! Ну проходи, что же ты стоишь? А что — на улице дождь?
— О-о, кого я вижу! — вышел в коридор дядя Ваня. — Ну иди ко мне, дочка, дай я тебя расцелую! В щечку! И в другую! Ай, молодец, что зашла!
Я смотрела и не верила своим глазам: дядя Ваня был под хмельком! И хорошо под хмельком. Я присмотрелась к квартире — везде виднелись следы большой гулянки.
— Ваня же генерала получил! — радостно сообщила Людмила Ивановна.
— Ой, дядь Вань! Поздравляю!
— Так они мне вчера офицерский клуб из квартиры устроили! Все обмывали. Ну ты проходи. Сразу — за стол! — широким
Меня провели помыть руки, подали полотенце, усадили за стол и пододвинули самое вкусное. Мне только и оставалось, что утвердительно кивать на каждое: «Обязательно попробуй!», «Ну что ты к человеку пристал! Пусть вот это попробует!» и завидовать. В этой семье всегда царила любовь.
— Иван Турсунбекович! — подняла я поздравительный тост. — Дядя Ваня, за вас! Такого, как вы есть. Это ваше главное звание. — Я почувствовала, как губы сами расползаются в счастливой улыбке. — Ну и за вашу генеральшу! Семейного счастья!
Разговор быстро перешел в семейное, неторопливое русло.
— Ну как ты? — осадили меня вопросами Касымовы. — Так и работаешь в своем «Калининградском» прокурором?
— Нет, — печально улыбнулась я. — Не понадобилась.
— Жаль, — вздохнул дядя Ваня. — Ты девочка талантливая… Ну и времечко пошло!
— Работу хоть нашла? — наклонила голову Людмила Ивановна. — Где ты сейчас?
— В Комитете солдатских матерей, юрисконсультом, — улыбнулась я. Привыкнув к хроническому состоянию «полуправды», когда ты просто не имеешь права даже чуть-чуть приоткрыть свой настоящий статус, я гораздо больше переживала за то, как генерал Касымов воспримет мою «официальную» работу.
Дядя Ваня крякнул и перевел разговор на другую тему.
Ивана Турсунбековича быстро развезло — сказались предварительно выпитые литры, и он ударился в воспоминания. Даже Людмила Ивановна, бегающая между кухней и комнатой, уже не могла его остановить. Он полез за семейным альбомом, и я, поймав на себе сочувственный взгляд Людмилы Ивановны, приготовилась очередной раз услышать историю дружбы наших семей. Почти все старые фотографии, вклеенные в толстенный альбом Касымовых, были и у нас, и лишь начиная со второй половины альбома стали встречаться мне неизвестные.
— А это кто? — почтительно тыкала я пальчиком в разных персонажей с майорскими и подполковничьими погонами, чтобы выслушать бурю восхищенных эпитетов: у дяди Вани практически все люди были хорошими.
Я никогда так не могла. Я понимаю, что все это зависит от собственного восприятия человека: для кого-то все — плохие, кто-то, напротив, умеет различать «полутона», а для дяди Вани не существовало неисправимых бездельников и разгильдяев. И, как будто чувствуя это, даже разгильдяи в его присутствии становились другими, лучше, что ли…
— Дядь Ваня, — спросила я, уже собираясь помаленьку завершать «просмотр», — а это кто?
На этот раз его реакция была совершенно неожиданной.
— Тварь! — громко и внятно сказал дядя Ваня. — Если бы я знал, что он так с твоим отцом поступит, лично бы застрелил!
— А как он поступил? — оторопела я. — И кто он?
— Ваня, — предупреждающе вымолвила застывшая в дверях Людмила Ивановна. — Не надо.
— Пусть девочка знает! — твердо сказал Касымов. — Она уже большая.
Людмила Ивановна медленно опустилась на стул.