Драгоценность, которая была нашей
Шрифт:
А что Даунс? Чувства ненависти и ревности тут же уступают место более примитивному инстинкту выживания, и он начинает соображать, что все еще может обойтись, только бы сохранить ясность мысли. Потому что он каким-то чудом внезапно осознал, что у него есть прекрасное, да что там, идеальное алиби, алиби, подаренное ему тем самым человеком, которого он только что убил. Что за восхитительная ирония! Кемп сообщил Ашендену, а Ашенден затем сообщил остальным, что он (Кемп) не вернется из Лондона ранее трех. А это значит, что Даунс просто не имел возможности убить Кемпа раньше этого времени. И Даунс постарался сделать так, чтобы его постоянно видела группа, и так оно и было, за исключением краткого
Нетрудно догадаться, что происходило в доме Даунса сразу же после смерти Кемпа. Сам Даунс не мог задерживаться дольше, чем на несколько минут. Он велел своей обезумевшей от страха и вины жене, чтобы она сложила одежду Кемпа в чемодан и все прибрала так, чтобы не осталось никаких следов крови, особенно на простынях и на ковре. Тело осталось — пришлось оставить — в спальне. От него избавится сам Даунс. Но позже. Сейчас ему важно взять себя в руки и вернуться на велосипеде в «Рэндольф».
Вечером того же дня в семь часов или около этого он возвращается в свой дом на Лонсдейл-роуд, где лужайка плавно спускается к берегу Черуэлла. Стаскивает тело Кемпа по лестнице и, может быть, на тачке отвозит его через лужайку на берег. Ночь была темной, и он наверняка прикрыл труп каким-нибудь брезентом или еще чем-нибудь. Затем медленно, осторожно, возможно даже без единого всплеска, сталкивает Кемпа в быстрые после прошедших дождей воды Черуэлла. Через два часа тело отплыло далеко от того места вниз по течению и в конце концов зацепилось за верхний край водосброса у Радости Пастора, в том самом месте, где беспечный Говард Браун незадолго перед этим обронил свою желтую программку и свою континентальную семерку...
В этом месте пространного резюме Морса прибыла бригада криминалистов-экспертов, а вслед за ними и темно-синий БМВ с самим Беллом из городского управления полиции.
— Знаешь, Морс, — проговорил Белл, — похоже, проблемы у тебя размножаются, как у кролика на сносях.
— По-моему, на это можно посмотреть с другой стороны, — ответил сияющий Морс, — Без нас с Льюисом половина этих молодцов из экспертизы стояла бы в очередь за пособием по безработице, сэр.
Примерно за час до этих событий американские туристы зарегистрировались в двухзвездочном отеле «Лебедь» в Стратфорде-на-Эйвоне. Как это было на протяжении всего тура, Ашенден наблюдал, как ловкачи протискивались в первые ряды очереди за ключами, а тихонькие, скромные, на вид всем довольные души, по-видимому понимающие, что от того, первыми или последними они попадут в свои номера, качество их жизни не изменится, стоят в хвосте. И самым последним он видел Фила Олдрича, маленького, тщедушного, безмерно терпеливого, мечтающего только о том, как бы отделаться от Джанет Роско с ее очередной жалобой (в этом Ашенден был определенно уверен).
Ужин перенесли на 20.30, и до него оставалась еще уйма времени, и Ашенден, бросив сумку с вещами на кровать в своей комнате, присоединился к нескольким туристам, коротавшим вечер в салоне дли проживающих и гостинице, где взял несколько листочков почтовой бумаги и принялся за письмо. Закончив, он порылся в бумажнике и вытащил марку, потом приклеил ее на конверт с эмблемой гостиницы и вышел на Бридж-стрит, чтобы найти почтовый ящик. Письмо было адресовано главному инспектору Морсу, Центральный полицейский участок а Сент-Олдейте, Оксфорд, а в верхнем левом углу конверта значилось: «Срочно».
Глава сорок четвертая
— Когда мой благородный и ученый собрат вынесет свое решение, всех их выпустят на волю, — проговорил Крук, снова подмигивая им.
— А тогда, — добавил он шепотом и осклабился, — если это только когда-нибудь случится, — но этого не случится, — их заклюют птицы, которых никогда не сажали в клетки.
Льюис
— Поразительно, честное слово, поразительно. Собираешь кучу показаний, изучаешь несметные алиби, проверяешь скрытые от постороннего взгляда встречи, и что же получается в итоге? Все та же старая песня, правда? Человек приходит домой и застает супружницу в постели с одним из соседей.
— Запомни, это еще только полдела. Нам еще нужно найти доказательства. Нет, неверно! У нас есть кое-какие доказательства, или мы их получим. И очень скоро!
— Возможно, нам не стоит очень затягивать, сэр?
— Они будут. Терпение, Льюис! Ешь давай свой бутерброд с сыром!
— А все-таки мне его жалко, ничего не могу с собой поделать.
— Жалко? Что это ты такое говоришь? Почему?
— Знаете, ведь это могла быть и... случайность, вы не допускаете?
— Не допускаю, — с полной убежденностью ответил Морс.
Даунс сидел за столом в комнате для допросов на первом этаже не шевелясь, с остановившимся взглядом, как заколдованный ведьмой, трижды очертившей вокруг него кольцо. Напротив него сидел сержант Диксон, которому неподвижность и молчание Даунса начинали действовать на нервы.
— Выпьете чаю?
— Нет! То есть да! Да, пожалуйста.
— С молоком и сахаром?
Но Даунс, казалось, не слышал этого дополнительного вопроса, и Диксон кивнул стоявшему у дверей констеблю, тот пошел в кафетерий, не зная точно, чего от него хотят.
В гостинице «Лебедь» в Стратфорде миссис Роско только что закончила вечерний прием пищи. Ее ужин состоял из бобов, разваренных до такого совершенства, что они потеряли всякий цвет, но зато приобрели качество, способное вызвать восторг у самого привередливого вегетарианца. Она незамедлительно написала короткую благодарственную записку и потребовала, чтобы официант лично вручил ее шеф-повару.
В этот же час (девять часов вечера) Эдди Стрэттон сидел на единственном стуле в маленькой комнатенке на третьем этаже гостиницы, расположенной чуть севернее Рассел-сквер. Удобства в номере были минимальными: треснувший умывальник, крошечный кусочек мыла и одно полотенце, бывшее когда-то белым. Однако постель застелена свежими простынями и выглядела удобной, уборная — в конце коридора (как объяснила леди за конторкой портье), ванная — этажом ниже, а салон с телевизором для постояльцев — рядом с портье. На ночном столике лежала Библия, и подле нее бланк заявки, которая, будучи заполненной и переданной по назначению, давала счастливому заявителю право на бесплатное участие в лотерее, в которой можно выиграть билет на один из чемпионатов по гольфу будущего года. Стрэттон не воспользовался ни тем, ни другим.
Он только что посетил американское консульство, где симпатичная и исполненная сочувствия соотечественница из Северной Каролины разъяснила ему все соответствующие процедуры, грустные, но тем не менее необходимые, которые требуется осуществить в связи со смертью американского гражданина в Великобритании. Она же ознакомила его со стоимостью трансатлантической транспортировки трупов. И вот теперь, сидя в этой комнатенке и упорно разглядывая рисунок на выцветшем зеленом коврике, он испытывал что-то вроде грусти, вспоминая Лауру, бывшую его женой только последние два года. Они были довольны друг другом, насколько это можно было ожидать, как он полагал, от союза, основанного на расчете и взаимном удобстве, и он никогда не забудет ее довольно громкого голоса, чрезмерно яркого грима на лице — и, конечно, как мучилась она со своими больными ногами, бедняжка... Он медленно кивнул самому себе, потом поднял глаза и бросил взгляд на окно с тюлевыми занавесками, как птица, которая вдруг заметила открытую дверцу клетки. Если бы кто-нибудь находился в тот момент в комнате, он наверняка заметил бы, как на губах Эдди Стрэттона промелькнула довольная улыбочка.