Дракон Фаунил
Шрифт:
Внезапно на уровне кончика его носа зависла огромная кружка. Лайам машинально ее подхватил и, подняв глаза, увидел официантку. Та одобрительно кивнула, отдавая дань проворству нового посетителя.
– Я не хочу пива… – начал было Лайам, возвышая голос, чтобы перекричать галдеж.
– У нас других напитков не подают, мастер, – оборвала его девушка и, резко развернувшись, нырнула в толпу.
Пожав плечами, Лайам приложился к кружке. Там оказалось пиво – холодное и весьма недурное. Пить его было можно, и даже более чем. Лайам жадно осушил половину кружки и позволил себе немного расслабиться, глазея по сторонам. Здешний люд не был похож на
Тут в поле зрения Лайама снова возникла официантка. Она, грациозно изгибая свое стройное тело, двигалась галсами среди плотной толпы, держа над головой огромное блюдо. Девушка опустила блюдо на столик Лайама, облегченно перевела дух и вскинула руку, предупреждая готовые сорваться с его языка вопросы:
– Я знаю, что вы этого не заказывали, мастер, но вам придется это взять, потому что вы заняли столик, а значит, должны платить за еду, даже если она вам не по вкусу.
Девушка выждала пару секунд. Лайам улыбнулся. Официантка кивнула и поплыла к стойке.
Лайам за свой век успел попривыкнуть к бесцеремонным порядкам, царящим во множестве подобных таверн, трактиров и кабачков, и приучился спокойно есть то, что дают, а потому он безропотно принялся изучать содержимое блюда.
Лайам был приятно удивлен, обнаружив, что перед ним не дымится подозрительного вида стряпня, а в изобилии возлежат всяческие закуски. В центре блюда круглились три крупные головки сыра, накрытые тремя лепешками гигантского вида. Их окружали изрядные ломти холодного мяса, горки орехов и слитки янтарного масла, плюс к тому там же имелись и яблоки, нарезанные на дольки, и рыба, копченая, соленая и сухая, и зелень – все это в количествах, достаточных, чтобы насытить нескольких портовых рабочих, день-деньской занятых непомерным трудом. На блюде даже обнаружился небольшой горшочек с медом, и Лайам, размышляя, с какой стороны подступиться к еде, с облегчением вспомнил о ноже, прицепленном к его поясу. Очевидно, столовые приборы в «Веселом комедианте» почитались излишней роскошью.
Пока Лайам ел, толпа – вокруг него и у стойки – постепенно редела. Посетители покидали зал, шумно прощаясь с остающимися, пока в конце концов в пустом помещении не осталась лишь небольшая группка людей, собравшаяся вокруг столика Плутишки Хорька. Хорек, явно переложивший за воротник, был в ударе: он сыпал шутками и непристойностями, направленными в адрес его приятелей, те же отвечали ему взрывами хохота и следили, чтобы кружка шута не пустела. Некоторые из шуток клоуна вызвали улыбку и у Лайама. Он лишь сейчас заметил, что в дальнем углу зала помещается нечто вроде оркестра. Три музыканта меланхолично наигрывали что-то негромкое и мелодичное – звучали лютня, свирель, им вторили барабанчики. Правда, мелодии редко удавалось пробиться сквозь гогот, стоявший вокруг Хорька; она становилась слышна лишь когда шут замолкал, чтобы хлебнуть пива.
Лайам посмотрел на блюдо, на котором все еще оставалось больше половины еды, и отказался от идеи дойти до полной победы. Желудок его словно разбух и мешал дышать; Лайаму давненько уже не случалось так объедаться.
Он осторожно отодвинул блюдо подальше – словно опасаясь, что какой-нибудь
Шут успел отпустить еще две-три грубые шутки. Затем дверь таверны рывком распахнулась и на пороге возник Кансаллус, всем своим видом напоминающий разгневанного громовержца.
«Весьма низкорослого громовержца», – подумал Лайам и с новым интересом принялся наблюдать за происходящим.
– Хорек, ублюдок ты этакий! – заорал Кансаллус. Лицо его было багровым от гнева. – Последний звонок уже дали! До твоего выхода осталось десять минут, ты, распроклятая, дважды и трижды распроклятая задница!
Маленький драматург коршуном налетел на шута, который тем временем невозмутимо допивал свое пиво, и вцепился в его плечо. Лайам невольно скривился. Некогда воспитатели точно таким же образом призывали к порядку и его самого. Это жутко больно, когда чьи-то умелые пальцы впиваются в твою мышцу. Но Хорек, словно не чувствуя боли, спокойно поставил пустую кружку на стол и лишь после этого позволил оттащить себя к двери. Яростный пинок в необъятный зад вышиб клоуна из таверны, и дверь за ним с треском захлопнулась.
Лайам громко зааплодировал. Кансаллус обернулся – лицо его буквально в одно мгновение сделалось спокойным и дружелюбным – и отвесил глубокий поклон. Когда он выпрямился, на губах его играла улыбка.
– Какая встреча! Тот самый джентльмен, который навещал нас сегодня днем и который умеет ценить истинное искусство! Не возражаете? – Он указал на пустой стул, стоящий напротив Лайама, и уселся. – Мы с вами незнакомы, сэр, но вы показались мне человеком, обладающим рассудительностью и вкусом, если мне будет позволено так выразиться.
– Будет позволено, – отозвался Лайам и подал знак официантке.
Кансаллус расхохотался. Появление официантки с двумя полными кружками пива вызвало у него новый приступ веселья.
– Из ваших действий могу ли я заключить, что пьянство Хорька ставит перед театром проблемы? – поинтересовался Лайам, когда драматург почти осушил свою кружку.
– Ни в малейшей степени, – ответил Кансаллус, причмокивая и лучезарно улыбаясь. Лайам отметил про себя, что его собеседник ничуть не расстроен, но в глазах его прячутся тени. – Сегодня вечером он будет затмевать звезды, а зрители попадают от хохота с ног. Когда Хорек закладывает за воротник, он бывает особенно остроумен.
Заметив, что взгляд Кансаллуса вскользь прошелся по блюду с закусками, Лайам подвинул его к собеседнику и предложил угощаться, если есть аппетит.
– Как правило, я не делю пищи с людьми, чьих имен я не знаю, – с улыбкой произнес драматург, но тени в его глазах чуть сгустились. – Я – Кансаллус, автор и отчасти владелец компании «Золотой шар».
– Лайам Ренфорд… путешественник.
Лайам протянул через стол руку. Драматург коротко пожал ее и занялся блюдом. Он накинулся на еду, словно изрядно изголодавшийся человек.
– Похоже, вы не очень-то сытно питаетесь, Кансаллус из «Золотого шара». Неужели ваше занятие не приносит вам прибыли?
– Почему же, приносит, – с набитым ртом пробормотал Кансаллус. – Но не настолько, чтобы я стал отказываться от чистосердечно предложенного угощения. Прошу меня простить, сэр, если я излишне дерзок, но что заставляет человека, днем прогуливающегося в обществе самого эдила, вечерами торчать в таких забегаловках, как «Веселый комедиант»? – поинтересовался он, запивая пивом очередной ломтик мяса.