Драконофобия в контракт не входит
Шрифт:
— Как хорошо, что я больше не нежить-нянька, — радостно блеснул своими бесовскими голубыми глазами Петр, с довольным видом откидываясь на стуле. — И убирать не мне, а его хозяйке.
Черт! Не нужно было признаваться!
Петр
Я проснулся от того, что руки и ноги ломило и дергало. Чертов холод! А еще чертова домашняя рутина при полном отсутствии цивилизации! Мы с Синтией дотемна собирали по берегу выброшенный штормом плывун. Несколько крупных кусков пришлось рубить топором — варварский и энергоемкий труд. Наверняка в моем арсенале имеются какие-нибудь
Моя магия… Опасно сейчас к ней прибегать, даже ради того, чтобы сэкономить время и силы. Я не знаю ее границ, и она быстро истощается, понятно, почему: часть идет на восстановление ауры.
Ноги и руки болели. В своей «прошлой жизни» я, должно быть, был городским лентяем, одним из тех, что ездят в тренажерный зал за три мили от дома, чтобы потом эти три мили пробежать на беговой дорожке.
Через окно в комнату щедро лился лунный свет. Я скинул влажную от пота рубашку и полюбовался на себя в зеркало. Повеселел: не лесоруб, конечно, но какой-никакой рельеф имеется. Синяки и ссадины подживают. Все хорошо, но на лбу еще не высох пот, а дыхание сбито. Что мне снилось?
Цепляясь за остатки образов, лелея их и удерживая в памяти, я спустился вниз. Опять зверски хотелось есть. Кажется, с ужина осталась жареная рыба, Синтия убрала блюдо на самый холодный подоконник. Холодильник не работает, электричества на маяке нет, генератора тоже. Зато есть дрова, много, благодаря шторму. И натуральный мороз за окном.
Навья тварь пошевелилась и с подозрением уставилась на меня сонным красным глазом.
— Все нормально, — сказал я. — Иду подкрепиться.
Петенька, похоже, действительно любит спать в ногах. У Синтии.
Си лежит, обняв подушку, свернувшись вокруг нее, словно кошка. Из-под одеяла торчит изящная ножка. Наверху еще одна комната с двумя двойными кроватями, но девчонка предпочитает спать внизу. Не доверяет. И врет мне… ну, или недоговаривает. На ее месте я поступал бы так же. Я и поступаю. Не говорю о том, что помню, о том, что снится вторую ночь. Вот, хожу, мучаюсь, который день, собрал в голове пазл из нескольких воспоминаний. Голова болит. И складывающаяся картина мне очень не нравится.
… Суета. Мимо пробегает семья: мужчина, женщина, двое детей, один на руках у мужчины, на лицах паника, ребенок плачет.
— Бегите! — кричит мне женщина. — Только что передали: идет Рой!
— Скорее, скорее! — мужчина оборачивается на бегу. — Ближайший костер на соседней улице, у храма!
Почему я так хорошо помню лица этих людей? А то место, где застала меня сирена, — белая дымка, мутная, словно виньетка на краях старой фотографии. Где я был в этот момент? За спиной — темный переулок. Пахнет пивом. На душе — тревога и досада. Она уехала, я не успела с ней поговорить. Кто «она»? Улица стремительно пустеет. Кто-то за спиной. Оборачиваюсь, чтобы спросить, как скоро…
Удар в шею. Плохая магия, очень плохая, темная, запрещенная, но удобная для тех, кто знает слабые места
Булыжник. Эм рассказывала, что раньше в каждом секторе Сильверграда был свой способ мостить улицы, свой узор, паттерн, который повторялся каждые три сажени. Торговый квартал? Или Солнечный? Линии из булыжников расходятся радиально. Кто такая Эм?
Шаги. Голоса:
— Госпожа, позволите нам его выпить? — говорит мужчина. В голосе явственные лебезящие нотки.
Стук. Странный звонкий стук, такой… хрустальный и четкий. Цок-цок. Цоканье над самым моим ухом, сзади. Затем тишина.
— Да, — тихо произносит женщина. — Так и сделайте. Я хочу гарантий. Считайте его кровь бонусом.
— Спасибо, госпожа. Рой укроет все, госпожа.
— Прощай. Петя. Мне жаль. Тебе не стоило во все это влезать.
— Эм? — шепчу я. — За что?
Кто, черт возьми, эта Эм?
— Да не трону я ее, — сказал я шепотом, потому что под моим расфокусированным взглядом уморт начал тревожно похрустывать хвостом. Прямо гремучая змея, и повадки такие же пугающие. И глазки. — Смотрю просто на твою хозяйку, любуюсь. Она такая милая, когда молчит.
Но Петеньку беспокоил не только я. Нежить смотрела наверх и прислушивалась. Вот вроде расслабилась, вытянула когтистые лапы, зевнула. Я, судя по ощущениям, никогда не являлся особым любителем такой вот экстремальной экзотики — уморта в качестве комнатной собачки — однако даже мне спокойнее, когда эта тварь ночует на маяке.
— Эй, песик, пошли пожрем, — предложил я от щедрот душевных. — Рыбка. Ням-ням. Ночная дозаправка — святое дело для людей и котов. Решай, а то ничего не оставлю. И вообще! Ты навья тварь! Тебе положено жрать по ночам!
Петенька подумал, встал и сонно поплелся за мной на кухню.
Синтия
— Ты здесь? — мачеха обходит стол, демонстративно подняв край алого вечернего платья.
Это она из чистой вредности — на кухне царит идеальная чистота. Деревянные поверхности скоблятся скребком и чистятся лимоном и уксусом. Я сама слежу за новыми служанками, а те, как ни странно, слушаются. Они меня побаиваются, считают глазливой колдовкой. Может, что-то видели. Или слышали. Или чувствительны к магии. Нужно быть осторожнее.
Я не поднимаю головы, продолжая сосредоточенно слюнявить кончик пальца и тереть трещинку с въевшейся копотью на коже ладони. За пять лет я выработала жесты, которые должны подтверждать мою не-от-мира-сего «легкую необычность».
— Соус с мускатным орехом был великолепен, — мачеха проходит к окну. — Меня даже посетила мысль, не представить ли повара гостям. Но нет, разумеется, — мадам де Фасино окидывает меня взглядом и снисходительно улыбается, — я же не хочу потерять уважение друзей.