Драконы любят погорячее
Шрифт:
– Если пожелаешь, готов хоть закормить тебя сухарями, - усмехается он.
– Только не в этих стенах.
– Я буду ждать твоей откровенности. Имей в виду, лорд Вейзер, у меня скопилось к тебе столько вопросов, что за время нашей беседы твои кофейные запасы сильно истощатся, - на этих словах мой собеседник улыбается.
– А пока ты можешь рассчитывать на мою благодарность. Разумеется, с одной оговоркой. Если на кону весов окажутся моя личная благодарность и общественное благо, я выберу
– Ты выразилась яснее некуда, Ари. Обещаю, ты не пожалеешь о своем решении. Есть еще кое-что… - Харальд заминается и отводит взгляд.
– Я связался со старым другом. Он слышал про печать опекуна. Так вот, магическая связь с опекуном влияет на твой энергетический баланс, особенно сильно, когда ты в ослабленном состоянии. Чем ближе ты к опекуну, тем быстрее затягиваются раны. И наоборот.
– Но мой нынешний опекун Леандр. Не жить же мне с ним в одной комнате! Нас неправильно поймут. Если только в соседней устроиться...
– Леандр был твоим опекуном, пока ты не стала лицензированной охотницей. Ректор заведения, в котором ты больше не учишься официально, не может исполнять роль твоего опекуна. Он способен блокировать болевые заклинания, но это другое.
Изо рта вырывается стон, потому что только сейчас понимаю, что новость, принесенная Мелиной, вовсе не такая хорошая, как изначально казалось.
Но решение совета не переиграешь.
Не скажешь ведь преподавателям: я выпустилась с отличием, но вы все-таки оставьте меня на второй год!
– То есть я даже поправиться нормально не смогу вдали от дяди?
Харальд мотает головой:
– Прости, Ари. Еще один жесткий сухарь. Я расскажу об этом целителям.
Его пальцы нежно прикасаются к здоровой ладони, словно пытаясь смягчить плохую новость. Легкие прикосновения волшебным образом будоражат все тело.
Ну почему этот мужчина, такой желанный и соблазнительный, теперь для меня под запретом?
Я убираю руку и сжимаю пальцы в кулак, пытаюсь справиться с чувствами, но следующие слова ударом под дых выбивают из меня остатки самообладания:
– Если ты станешь моей женой, то печать перейдет мне…
– Харальд, прошу тебя!
– я возмущенно взираю на оборотня. Боюсь, он услышит, как трепещет мое сердце на этих словах и правильно истолкует его стук.
– Я ценю, что ты пытаешься мне помочь, но если поменять одного хозяина на другого, это не отменит факт рабства.
– Зато улучшит качество твоей жизни, Ари. И знай, я не собираюсь быть тебе хозяином!
– Я не хочу обременять твою жизнь договорным браком. Тебе и брата хватает.
– Пусть мой брат тебя не волнует. Я дам тебе время подумать. Просто не отметай эту мысль на корню, ладно?
– просит лорд.
– Я придумаю другой способ. Как-нибудь
– Ари, звезда моя, - тихо произносит Харальд, и от его низкого, вибрирующего голоса у меня кружится голова.
– От дружеского участия в моем предложении нет ровном счетом ничего. Я буду ждать нашей следующей встречи в надежде, что ты передумаешь.
На этих словах он встает с кровати и шагает за дверь, а мое проклятое, непослушное сердце устремляется туда же вслед за ним.
– Трижды, - шепчу едва слышно и прикладываю к щеке ладошку, к которой прикасались его пальцы.
– Ты спас меня трижды. В третий раз ты не дал мне умереть от ран там, на холме перед деревней. Я не забуду, Харальд.
Глава 26
Когда я в детстве болела, время всегда замедлялось. Оно сочилось тонкой струйкой, неторопливым ручейком, которому некуда спешить. Капля за каплей собиралось в минуты, минуты стекались в часы.
Лежать подолгу в кровати или быть запертой в четырех стенах всегда казалось мне, любопытной непоседе, настоящей пыткой.
К счастью, здесь, в академии, болеть совершенно не скучно, потому что большую часть суток я провожу в дреме. Просыпаюсь на несколько минуток для удовлетворения первичных потребностей, а потом снова проваливаюсь в сон.
Во время своих пробуждений замечаю на стенах комнаты венки пахучих трав, на прикроватной тумбочке - букеты полевых цветов и любимые ранее лакомства. Кто приносит мне милые пустячки остается только догадываться.
Однокурсники?
Преподаватели?
Про Харальда думать себе запрещаю.
Редкие минуты моего бодрствования обычно проходят в одиночестве. Только Мелине иногда удается застать меня не спящей, и тогда она успевает меня накормить, осмотреть и напоить лечебным отваром.
По словам целительницы, в мою кровь попала неизвестная зараза, вот поэтому я и чувствую себя хуже некуда.
Рана раздулась, кровит и гноится — словом, выглядит так, будто мое запястье похитили маньяки коновалы и неделями терзали ржавыми инструментами.
По идее, я уже давно должна идти на поправку, однако в действительности мое состояние лишь ухудшается.
Получается замкнутый круг.
Я тяну с возвращением к дяде, потому что рядом с ним мне нужно быть сильной. Но и восстановиться я не могу, пока не окажусь от него поблизости.
Однажды Мелина особенно долго осматривает мою рану под разными ракурсами. Хмурится. Вздыхает. А потом заявляет: если я срочно не попаду к Мариусу, у меня начнется гангрена. Ее пугающие слова заставляют меня согласиться на срочное возвращение.