Драконья доля

Кузьмина Надежда М.

Между делом мы друг друга исподтишка разглядывали. Похоже, я вконец одичала, раз первый встречный парень мне таким интересным казался. Хотя он и в самом деле был ничего — высокий, длинноногий, плечистый, с открытым лицом и густыми волнистыми волосами ниже плеч. Какие были резоны у Кира меня рассматривать — не знаю. Но иллюзий не питала, помнила, как в первый раз увидев, он шарахнулся. Так что ни знаков внимания, ни приставаний не ждала. Просто встретились два одиноких путника в глухом краю, да.

Он и держался по-дружески. Улыбался, благодарил за заботу,

старался чем мог помочь. Я вырубила три ореховых стволика для нового лука, два Киру не понравились из-за сучков, а третий, по его мнению, был подходящим. Вообще, он спрашивал о каком-то тисе, но как тот выглядит, я не представляла. Вот мы и сидели днём снаружи на камнях — Кир обстругивал заготовку, а я всё из тех же побегов ореха, благо те прямые, училась делать стрелы. Ну, и болтали.

Слово за слово, Кир вытянул из меня всю историю о лорде Асаране. Сначала спросил, что за герб на кинжале, которым я стрелы затачиваю. Сперва я смутилась: отвернулась, повела плечами — не хочу даже вспоминать! А потом пришла мысль: мы ж у тролля на куличках! Страже Кир не сдаст — где теперь та стража? — а посоветоваться стоит, потому как этот парень явно меня умнее и образованнее — и о Совете Магов, и о драконьих патрулях знает. Я же до сих пор ни одной живой душе о том, что натворила, не рассказывала… а вдруг всё не так, как мне кажется?

Только говорить оказалось тяжело.

— Кир, я из дома ушла, потому что отчим хотел меня выдать за человека, забившего до смерти двух жён. Гар был готов жениться без приданого, вот отчим меня и просватал. А я не хотела, потому и сбежала. Шла через лес, а как выбралась к посёлку, устроилась служить на постоялый двор. Готовила, коров доила, посуду мыла, огород полола, комнаты убирала. Говорить с посторонними мне не разрешали, и лишь осенью я узнала — почему. Оказалось, между моим хозяином и местным лордом уговор есть. Если трактирщик раздобудет для лорда симпатичную нетронутую девчонку, тот налоги за год не берёт. До меня точно двое таких было, Уна и Алика. Уна с ума сошла, а Алика, та вообще умерла.

Подняла глаза на Кира. Тот выпрямился, застыл со сжатыми добела кулаками, по скулам желваки ходят.

— Я сумела сбежать. Только того лорда Асарана ранила. Нет, не кинжалом. Бутылку со стола разбила и в ногу ему ткнула. Перепугалась тогда сильно — он меня схватил и, как зверь, укусил. Вот я и… А кинжал лордов. Я, когда в окошко прыгала, его с собой прихватила, подумала, что, может, защищаться придётся. А потом так и не выкинула. Но пряталась долго, боялась, что мне за покушение на благородную особу будет. Решила — или казнят сразу, или на рудники сошлют.

— Если бы дело к честному судье или драконьему патрулю попало, ничего бы не было, потому что это не благородная особа, а пёс шелудивый, — криво усмехнулся Кир. — А ты… Ты — не клюква, а ежевика колючая.

Засмеялась. Ну да, я такая. Особенно с тех пор, как в Брюхильдины сёстры записалась.

— Значит, я не преступница?

— По закону нет. Но если бы угодила в руки того лорда, сама понимаешь…

Понимаю.

Выходит,

зря я свою историю Батьке не рассказала. Хотя, может, и не зря. С Лианной-то мне никто не поверил.

И так приятно, что верит Кир.

— Знаешь, если появится возможность в будущем, разыщи и того лорда, и трактирщика — и накажи.

— Угу… лет через тридцать, как выберусь из этих гор, — отозвалась я. — К тому моменту совсем разговаривать разучусь, буду мычать и рычать. Разыщу и тоже покусаю!

— Ты ещё скажи, что шерстью обрастёшь! — засмеялся Кир, а потом почему-то смутился. Покосился серым глазом, заморгал: — Сиана, а можно тебя кое о чём попросить?

— А-а?

— Голова уже зажила, но грязная и чешется жутко. А мне одной рукой не справиться. Мыло у меня есть…

Мыло! У него есть мыло! Да за мыло я медведя вымою!

Наверное, с медведем было бы спокойнее.

До ручья мы, вдвоём на трёх ногах, доковыляли без происшествий. Кир опирался на костыль, я тащила незаменимый чайник — сообразила, что из носика поливать зело удобно.

А дальше началось…

Когда я одна на ручей ходила, то поступала просто. Скажем, собралась форель ловить — стягиваешь сапоги и штаны, и заходишь в воду. А если мыться, так вовсе одёжу на камне оставляешь, потому как на сто лиг окрест ни души. Но это когда одна… а если рядом парень?

И он отчего-то задёргался: сапог снял, а накинутую на плечи рубаху постеснялся. Вцепился в рукава, и ни в какую. Пришлось уговаривать, не зря же мы сюда тащились?

— Мокрым будет. И всё равно снимать придётся, чтоб сушить. Ты меня, что ль, боишься?

— Неудобно, — признался он.

— Я тебя видела, когда бинтовала, забыл? Кстати, как рёбра?

— Нормально. Не болят уже.

— Тогда давай размотаю повязку и хоть оботру тебе спину.

— А тебе не неудобно?

— Да я на тебя как на парня не смотрю, — отведя глаза, честно-честно соврала я.

Он фыркнул и надулся. Похоже, обиделся.

Пока мыла и поливала из чайника склонённую тёмную голову, глядела куда угодно, только не на Киршена. Волосы мягкие и не просто чёрные, как у меня, а тёмно-тёмно каштановые. И на ощупь шелковистые, а мыло мятой пахнет. Шея загорелая, лишь там, где волосами прикрыта, белая полоска. Плечи широкие, крепкие. И мне тоже было неловко, щёки просто горели. Чувствовалось непонятное напряжение, словно говорим и делаем одно, а на самом деле происходит что-то совсем другое.

Кирову спину я протёрла намыленными бинтами, которые прополоскала в ручье. Причём пальцами тела старалась не касаться. Только тканью. Будто боялась обжечься. Удивительно, но синяки под гладкой загорелой кожей уже исчезли, осталась лишь пара затянутых корочкой царапин. Дойдя до талии, остановилась — остальное он захотел сделать сам. По правде, я вздохнула с облегчением. Сказала, что отойду за кусты, тоже искупаюсь.

На обратном пути он на меня не глядел, словно я его чем-то обидела.