Дракула против Гитлера
Шрифт:
Хория возразил, что время года неподходящее для соленых огурцов, и их сморщенная партия в бочках не пройдет ни одной проверки ни на одном из армейских блокпостов, особенно если у часового имеется за спиной хоть какой-нибудь мало-мальский опыт хозяйствования. Разговор перерос в бесполезный спор между братцами Марксами, пока, наконец, Люсиль не положила конец дискуссии несколькими хорошо подобранными словами и приказом трогаться с места. Перед тем, как они выехали, с ней попрощался отец, это было очень сердечное прощание с его стороны, с просьбой быть бдительной и очень осторожной.
Но после того как они проехали по дороге километров
Люсиль была настолько встревожена и сосредоточена, что даже не пыталась принимать участие в каких-либо разговорах.
Взрывчатка и оружие были уложены в скрытый отсек под полом катафалка. Харкер положил свой пистолет под сиденье, но Люсиль не стала расставаться со своим Люгером, постоянно держа его наготове под рукой.
Их остановили лишь однажды, на краю Брашова. Документы Влада Валлаха не вызвали никаких вопросов, их пропустили без замечаний, и с этого момента они получили беспрепятственный проезд. Они решили начать свою повстанческую деятельность где-то между Брашовым и Плоешти, в треугольнике городов Комарник, Кымпина и Тырговиште, с диверсионной поездкой на восток, к Вылени де Мунте.
У этих городов проходило несколько железнодорожных линий, по которым на север перевозилось топливо, руда, войска и продовольствие для солдат, которых концентрировали на северной границе, в рамках подготовки к предстоящему вторжению в Советский Союз.
У Люсиль был свой человек в железнодорожном диспетчерском управлении Бухареста, информировавший их о потенциальных целях Сопротивления, с указанием конкретных поездов и грузов.
На первом этапе нужно было раздобыть новый радиопередатчик для английского шпиона. Было отправлено соответствующее сообщение, через Турцию, и Управление британских спецопераций SOE уже подготовило сброс рации с воздуха.
И вот, несколько дней спустя, в холодную ночь, на пустующем клеверном поле под городом Пучоаса, Харкер приказал всем выложить линию из канистр, наполненных бензином. Когда в ночном небе послышался двигатель самолета, они быстро поднесли наскоро смастеренный факел к испарениям, поднимавшимся из канистр. Пилот, руководствуясь этой линией из пылающих точек, сбросил большой тюк на парашюте. Внутри него оказался новенький радиопередатчик, замаскированный под обычный континентальный [23] чемодан.
23
Под словом «Континент», «континентальный» англичане понимают всю Европу, за исключением самой Великобритании. — Прим. переводчика.
Князь, не участвовавший в подготовке сигнальных огней, — эта работа для него была слишком крестьянской, как он сказал, — с нескрываемым трепетом наблюдал за приближением и пролетом самолета. Он помчался туда, где приземлился парашют, и осмотрел шелк, не обратив ни малейшего внимания на радиостанцию, но оценивающе ощупывая
«Такой превосходный материал для такой приземленной задачи», подивился он.
Харкер подобрал свой новый передатчик, как женщина, нашедшая куклу своего детства. Он показал всей группе, как отдел маскировки этой его SOE тщательно состарил внешний вид багажа, с помощью пролитого на чемодан чая и наждачной шкурки. Чемодан был не из легких, весом не менее девяти килограммов, но радио реально работало. После того, как этот английский парнишка установил связь со своими, несколько дней спустя был совершен еще один сброс с воздуха. На этот раз он состоял большей частью из взрывчатки и всякого рода эксцентричных устройств, предназначенных для того, чтобы сеять хаос.
Во время всех этих приготовлений бедняга-англичанин постоянно посматривал на Люсиль в поисках ее одобрения и похвалы. Он отчаянно нуждался в каком-то подтверждении того, что ночь, проведенная им в ее постели, не являлась каким-то случайным увлечением с ее стороны. Но Люсиль уже окончательно определилась, что ее слабость в ту единственную ночь есть исключение, и больше уже не повторится.
Она сдерживала свои эмоции, намеренно воздерживаясь от всякой поддержки и похвалы страдающего мальчика. Тем не менее, вина ее была немалая, и она понимала, что ответственность за кровоточащую рану у него в сердце лежала на ней, и что именно она являлась тем оружием, которое причиняло ему эту боль.
Она также осознавала, что начала называть его и относиться к нему, по крайней мере, во время мысленной своей с ним полемики, как к «мальчику», хотя сама она была всего лишь на три или четыре года старше Харкера. Возможно, из-за того, что он был неопытен в войне, как неоперившийся птенец, из-за его романтических представлений о предстоящих боях, его наивности и неопытности с женщинами.
А возможно, это было ее инстинктивное неприятие того, какими широко раскрытыми влюбленными глазами он смотрел на нее всякий раз, когда она ловила на себе его этот глупый взгляд. Как у влюбленного по уши подростка в коротких штанишках.
Сердце обливалось кровью видеть бедолагу, который, как ты знала, искренне тебя любит, ходит вокруг тебя и смотрит на тебя, с таким сокрушенным видом и с разбитым сердцем. В таком тяжелом положении она уже не раз оказывалась — с тех пор, как впервые один из ее мальчиков послал ей любовную записку, в которую была завернута конфета из рахат-лукума.
В конце концов Люсиль это надоело, она больше не могла этого выносить. Харкер сидел у своей рации и отправлял разведданные, собранные им после своего приземления в Румынии. Это продолжалось уже несколько часов, он переписывал свои заметки шифром, сверяясь со своей шифровальной книжечкой, а затем отправлял эти данные пакетными передачами. Он поднял глаза и посмотрел на нее, когда она встала рядом с ним, и она увидела в его глазах надежду. Черт бы его побрал.
«Ради экономии время и чтобы свести к минимуму твои страдания, мне кажется, ты должен знать, что я — …мы… — больше не будем продолжать… наши близкие интимные отношения», сказала она. «Отныне, я думаю, будет лучше, если мы будем поддерживать чисто профессиональные отношения. Я также надеюсь, что мы сможем остаться друзьями».
Он уставился на нее некоторое время, медленно переваривая в уме ее слова и их значение. На лице его мелькнула боль, лишь на какую-то долю секунды, которую он скрыл, можно сказать, довольно мужественно.