Дракула против Гитлера
Шрифт:
Затем они с остальными участниками отряда подъехали на грузовике к мосту, где — под руководством Ренфилда, и следуя его довольно толковым и последовательным указаниям — установили заряды среди балок и опорных конструкций. Ренфилд двигался за ними, соединяя взрывчатку проводами. После того, как все заряды были установлены, где надо, они отошли к западной стене ущелья, где Ренфилд подсоединил к концам проводов выключатель детонатора.
Ренфилд повернул ручку взрывного устройства, но последовавший за этим взрыв оказался вовсе не впечатляющим. Какой-то короткий, резкий треск, и всё. Ничего не произошло. Первой мыслью Люсиль было, что у них
Она сказала это вслух, на что Ренфилд ответил: «Думаешь, я только пержу, но не сру? Дело не в размере прибора, милая, а в том, куда его вставить». И он похотливо улыбнулся.
И тут Люсиль увидела, как большая центральная опора моста выгнулась, как коленный сустав, в том месте, где подорвался заряд. А затем раздался еще один небольшой взрыв, за которым последовала прерывистая серия слабых взрывов, похожих на треск пулемета, по всей протяженности сооружения, сопровождавшихся небольшими клубами дыма и искр, прострочившими мост, как стежки одеяло.
И у нее на глазах вся эта сложная конструкция медленно прогнулась, словно кланяясь, торжественно и изящно. А затем с протестующим пронзительным скрипом дерева, стоном и скрежетом искореженного железа и громоподобным грохотом — весь мост рухнул в лунные воды ручья. Крепкие опоры, державшие его многие годы, погибли за одну секунду, в течение которой массивный каркас переправы сдался на милость законов гравитации.
Она не в силах была удержаться и порадовалась этому, как и все ее товарищи. Она начала понимать абсолютно атавистическое удовольствие, которое подрывник получал от разрушения объекта — так сказать, из любви «к искусству», к процессу как таковому. И было очевидно, что чем больших размеров уничтожаемый объект, тем большей радостью сопровождается эта акция. Она вспомнила, как в первый раз выстрелила из пистолета и почувствовала внезапный прилив энергии, то чувство, похожее на которое она нигде больше не испытывала. Подрыв же объектов усиливал подобное опьянение до невероятной степени, какой она раньше и представить себе не могла.
Они вернулись в пустой гараж, который служил им убежищем в течение последних двух ночей. Он был похож на огромную темную пещеру, замкнутое пространство, в котором хватало места и для катафалка, и для грузовика. Потрескавшийся бетонный пол был покрыт тут океанами масляных пятен, повсюду валялись автозапчасти, крылья, двери, бамперы, колеса и шины, уложенные, сваленные или приставленные к стенам. Место это каким-то образом, видимо, было обойдено во время акций по сбору металлолома, устраивавшихся в военное время; его как-то проглядели и не заметили. Тут пахло маслом и резиной, но из дранных автомобильных сидений получились более или менее удобные кресла-кровати.
Там их уже ждал Хория, но вот Князя с ним не было. Люсиль тут же забеспокоилась.
«Где он?», спросила она.
«Он не пришел к месту назначенной встречи», сообщил Хория. «Он вошел внутрь, и там начался шум, гвалт и переполох. Я видел, как из здания стал выбегать персонал гостиницы. Затем там начался пожар. Я прождал час сверх назначенного времени. После чего вернулся сюда».
Люсиль кивнула, понимая, что Хория и так вышел за рамки допустимого риска.
«С ним все будет в порядке», сказал ей Харкер и, стараясь ее утешить, положил руку ей на плечо. Это случилось впервые после того, как они касались друг друга той ночью ее ошибки. Они оба остро ощутили этот контакт, и он быстро убрал руку.
«Но что будет, если он воспользуется
У Харкера не было ответа на этот ее вопрос. Она поняла, что такие же опасения теперь возобладали и в его собственных мыслях. Он отправился затем к братцам Марксам, передававшим по кругу бутылку палинки [венгерский фруктовый коньяк]. Харкер схватил бутылку и сделал здоровенный глоток этого крепкого пойла двойной перегонки. Вскоре они все напились, вспоминая подрыв моста и участие в этом каждого из них. Даже Ренфилд принял на грудь и затянул песенку о мужике, который умел ублажать себя во все дыры. Это продолжалось до тех пор, пока славный бард не оказался единственным из всей компании, кто еще оставался в сознании.
Остальные же развалились на самодельных кроватях. Ренфилд постелил свои одеяла под единственным окошком, где сквозь мутное стекло виднелись звезды и полумесяц.
Люсиль не спалось, и она занялась тем, что стала вытаскивать из рук занозы. Они у нее появились тогда, когда она лезла по бревнам пролетных строений моста.
Ею овладела новая мысль. Может, вампира поймали? И даже, возможно, убили? Она знала, что Князь бессмертен, или же почти бессмертен, но все равно переживала.
А вдруг он уязвим по отношению к огню? Что если он не вернется к рассвету? Они должны были уехать отсюда следующей ночью, как только сядет солнце. Что, если он к тому времени не вернется? Осмелится ли она отложить отъезд? Им нельзя было его бросать — маленькая поправка: она не могла его бросить. Но провести здесь еще одну ночь было очень рискованно, особенно после того потрясения, который они устроили на мосту.
Вдруг она услышала какой-то шорох. Сначала она подумала, что это кто-то из их спящих людей. Или крыса, рыщущая в поисках еды. Но затем она снова услышала этот звук, в дальнем углу, напротив того места, где они спали, настолько темном, что разглядеть там ничего было невозможно.
Она осторожно приблизилась к этому месту, с Люгером в руке. Чем ближе она подходила, тем больше она там видела. Она разглядела там ящики с бутылками Кока-Колы — пять штук, сложенные друг на друга, блок цилиндров двигателя, полые поршневые трубы, старые и проржавевшие, а также что-то непонятное, неясной формы, покрытое черной тканью.
Ткань пошевелилась.
«Выходи оттуда», приказала она.
Черная ткань медленно поднялась, как клубы угольного дыма. Она подняла свой пистолет. Но затем узнала очертания знакомой фигуры: это был Князь, закрывшийся плащом, как шторой или защитным саваном.
«Князь Влад», прошептала она.
Он обернулся. В шоке она отступила.
Спереди он был весь в крови, свежей и уже запекшейся, ярко-красные пятна которой были особенно заметны там, где некогда была белая рубашка.
«Вы не ранены?», спросила она.
«Я цел и невредим», ответил он. Люсиль почувствовала какой-то оттенок отчаяния в его голосе, какую-то глубокую печаль. Она приблизилась к нему. Он тут же от нее отстранился.
«Не касайся меня», сказал он. «Я отвратительное чудовище».
«Ничего не понимаю», сказала она. «Пожалуйста. Позвольте, по крайней мере, дать вам чистую рубашку».
«Нет! Оставь меня!» Он отвернулся от нее.
«Не думаю, что вам следует разговаривать со мной таким тоном», сказала Люсиль. «Я лишь пытаюсь помочь, пытаюсь быть… вам другом».