Драматические произведения. Мемуары

де Бомарше Пьер Огюстен Карон

Пользуюсь случаем, господа, чтобы вновь выразить благодарность вам и высокочтимым членам трех объединенных комитетов — дипломатического, по военным делам и Комитета двенадцати— за весьма лестное свидетельство, которым вы все удостоили почтить мое гражданское бескорыстие, являющееся, на мой взгляд, всего лишь добросовестным выполнением долга; вы сделали бы то же самое, будь вы на моем месте.

Прошу вас принять, господа, заверения в почтительнейшей преданности доброго гражданина.

Подпись: Карон де Бомарше».

Признаюсь, неприятное чувство страха не оставляло меня, пока я не получил от них ответа.

Вот какой ответ я получил назавтра, около полудня:

«Господину де Бомарше.

Париж, 20 июля 1792 года.

Чтобы избавить Вас, сударь, от какого бы то ни было беспокойства в связи с изменениями, внесенными по нашей просьбе,

поскольку мы потребовали, чтобы был изъят пункт о помещении на хранениесуммы, соответствующей стоимости ружей в голландских флоринах , которую государство должно было передать Вашему нотариусу (точно так же, как Вы при получении авансав размере пятисот тысяч франков передали на хранение нотариусу военного министерства пожизненные контракты на сумму в семьсот пятьдесят тысяч ливров), и Вы согласились оставить эти деньги в руках государства, проявив полное к нему доверие, мы с удовольствием повторяем Вам, сударь, что по единодушному мнению комитетов и министров,Вы дали доказательства патриотизма и истинного бескорыстия, отказавшись получить от врагов государства по двенадцать — тринадцать флоринов наличными за каждое ружье, уступив их нам в кредит по цене восемь флоринов восемь су и ограничившись весьма скромным доходом при стольких жертвах; Ваше поведение в этом деле заслуживает самых высоких похвал и самой лестной оценки. Мы вновь заверяем Вас, сударь, что в случае, если после пересчета, проверки, упаковки и опечатывания г-ном де Мольдоморужия, право владения на которое Вы нам передаете, и после получения нами как его описи, завизированной этим полномочным посланником, так и счетов на Ваши расходы, которые по договору должны быть возмещены Вам военным ведомством, Вам понадобятся новые средства для улаживания Ваших дел, военное ведомство не откажет Вам в выдаче таковых из остатка нашего Вам долга, как мы о том договорились, принимая во внимание, что Вы поступились помещением денег на хранение у Вашего нотариуса.

Примите наши уверения, сударь.

Подпись: военный министр А. Лажар,

министр иностранных дел Сципион Шамбонас».

Читая это письмо, я думал: они почувствовали, как я удручен, они поняли, что не должны ни минутой долее оставлять меня в таком состоянии. Да зачтется им это! Из груди моей вырвался вздох облегчения. Я еще не все потерял, сказал я себе; если даже новые препятствия помешают мне довести до конца это дело, оправданием мне будет, по крайней мере, то, что я приложил все старания: похвалы, которых я удостоился, послужатмне сладким утешением. Но, по совести, я обязан просить у всех прощения: меня ведь побудили заподозрить в недоброжелательстве весь Совет; я заподозрил обоих министров в намерении помешать доставке оружия, чтобы оказать тем самым услугу противной партии; этого нет и в помине! По счастью, я согрешил лишь в тайне сердца, и мне не нужно исправлять никаких ошибок, совершенных на людях: я раскаиваюсь и пойду завтра поблагодарить министров, этого достаточно.

Напрасно люди так опасливы! Ни Совет, ни министры отнюдь не хотели мне навредить, нет! Напротив, лишь здесь это важное дело и было взято под покровительство. Теперь я не стану доверять всяким слухам. Задержать ружья было бы таким вероломством, что по меньшей мере легковерно обвинять кого-либо в подобном преступлении по отношению к нации! Все это, как я вижу, отместка канцелярий, вся причина в сребролюбии; мне дали наглядный урок, что не следует никогда творить добро, если это мешает им обделывать свои делишки и посягает на заведенный ход грабежа.

Я поехал обедать в деревню,где задержался из-за недомогания. Через два дня мне сообщили, что министры получили отставку; что военное министерство вручено некоему г-ну Абанкуру, а министерство иностранных дел — г-ну Дюбушажу. «О небо! — подумал я. — Тот, кто теряет одно мгновение, теряет его непоправимо. Промедли я день, и мне не удалось бы ничем подтвердить принесенных мною жертв!»

Поскольку в изменившихся обстоятельствах менялось и мое положение, то вместо того, чтобы адресовать начальнику артиллерийского управления упреки за все изменения, внесенные по его требованию в трижды переделанный акт, я счел должным поблагодарить его, напротив, за труды, которые он дал себе, чтобы завершить дело: все иное было ни к чему и могло лишь повредить мне. 25 июля я направил ему следующее письмо:

«Господину Вошелю.

Сего 25 июля 1792 года.

Имею честь, сударь, послать Вам из деревни, где я нахожусь, один из четырех экземпляров последнего договора, заключенного мною с министрами военным и иностранных дел (это была копия, предназначенная объединенным комитетам). Я прилагаю также копию письма, которое я имел честь направить

им уже после подписания, оно касается новых сумм, которые, буде в том возникнет необходимость для моих дел, я имею право получить, коль скоро я поступился помещением на хранение у моего нотариуса всей суммы долга, как Вы знаете, приняв в соображение Ваши справедливыезамечания.Нотариус, однако, обратил мое внимание на то, что в договоре имеется моя расписка в получении двухсот с лишним тысяч флоринов; и что я согласился не получать их, пока не добьюсь снятия ареста, связанного с нелепым протестом, направленным против меня и врученным военному министру. Поскольку оба министра ушли в отставку, прошу Вас, сударь, сделайте мне одолжение, сообщите с ответной почтой, в какой форме должен я обратиться к новому министру, чтобы получить эти двести тысяч флоринов.Г-н Лажар, как Вы знаете, не дал мне ордера на выплату этой суммы; быть может, мне надлежит получить от нового министра предписание, удостоверяющее, что я ничего не получил.

Примите поклон от

Подпись: Бомарше».

Я прощупывал почву, так как хотел собрать побольше доказательств. Г-н Вошель ответил мне без обиняков:

«Париж, 27 июля 1792 года,

Я получил, сударь, письмо, которое Вы оказали мне честь написать и к которому были приложены копии Вашего нового договора, Вашего письма к г-ну Лажару и пр.

В Вашем договоре, действительно, имеется расписка на двести с лишним тысяч флоринов, как бы полученных Вами; однако ничто не служит более полным подтверждением того, что выплата не была произведена, как Ваше согласие, выраженное ниже, на отсрочку всех платежей до снятия ареста, вызванного опротестованием.

Что до исполнения Вашего договора, то оно не вызывает у меня сомнений, несмотря на то, что оба министра, его подписавшие, покинули свой пост. Тем не менее надлежало бы, чтобы Вы сами ознакомили с ним нового военного министра, предупредив его, что соответствующим образом оформленная копия Вашей сделки находится в артиллерийском управлении, которое, следственно, может дать ему обо всем отчет, а также осведомив его, что ордер на выплату не может быть Вам выдан, пока Вы не добьетесь снятия ареста (здесь проглянуло его враждебное отношение). Вам придется, сударь, выполнить еще одну формальность перед получением денег: Вы должны оставить у нашего нотариуса заявление, что в дополнение к тем семистам пятидесяти тысячам ливров в денежных бумагах, что были даны Вами в залог при получении пятисот тысяч франков, Вы передаете нам все Ваше наличное и будущее достояние в качестве обеспечения и гарантии суммы, которую Вы имеете получить по предстоящему начислению.

Начальник четвертого управления военного министерства

Подпись: Вошель».

В этом пункте он был прав: пятая статья моего последнего договора предусматривала, что я дам закладную на все мое состояние в качестве обеспечения за деньги, которые получу, на срок, пока оружие не перейдет в руки г-на де Мольда; он же, в момент поставки, снимет эту ипотеку.

Таково было состояние дела, когда ушли эти министры. Как только было бы отослано в Голландию торговое обеспечение,которого с полным основанием требовал первый поставщик (поскольку он сам внес его) и которое министр обязался дать по статье 8-й, ничто в мире не могло бы уже помешать поставке оружия в Тервере. Какими бы тайными происками ни старались помешать вывозу, пусть они даже умудрятся нарушить все остальные условия, предусмотренные актом, буде только залог окажется выплачен, я смогу проделать остальное, прибегнув к займам, как бы они ни были тягостны.Мне было поэтому необходимо отвести глаза недоброжелательству, показав, что я не требую ничего, кроме внесения залога в размере пятидесяти тысяч флоринов, и отложить все остальное до лучших времен; нужда в ружьях для наших безоружных волонтеров с каждым днем становилась все насущнее.

Воспользовавшись мнением, высказанным г-ном Вошелемв письме, я составил два обстоятельных обзора дела — один, предназначенный г-ну д'Абанкуру, второй для г-на Дюбушажа; я должен здесь возблагодарить бога за эти обзоры: они хранятся во всех архивах. Вот их краткое резюме:

Надлежит, не откладывая, внести залог,поскольку важно, чтобы оружие было востребовано французским посланником у голландского правительства возможно быстрее, в соответствии с статьей 8-й договора от 18 июля; надлежит тотчас составить инструкцию г-ну де Мольдуи вручить ее г-ну де Лаогу, чей отъезд задерживается только из-за этого документа и паспорта; его ждет в Дюнкеркес 24 июня зафрахтованное на средства правительства судно, которое уже доставило его во Францию и на котором он должен отвезти г-ну де Мольдуответ на важные депеши, направленные с ним, — ответ, ожидаемый нашим послом в течение месяца.