Драматические произведения. Мемуары
Шрифт:
Что до меня, то я ушел в нестерпимом смятении. Я хотел писать министрам, умоляя их считать сделку несостоявшейся, прося их вернуть мне мое слово. Но ведь они вели себя так достойно! Мое непреоборимое отвращение могло быть повернуто против меня, превратно истолковано как намерение, взяв назад данное слово, предпочесть вражеское золото благу отчизны.
Наконец, так ничего и не решив, я пошел на следующий вечер к г-ну Лажару. Г-н Вошельпрочел новый акт, каждый из нас сверил свой экземпляр. Я, как мертвец, выкопанный из могилы, взирал на г-на Вошеля, ожидая, пока все будет кончено. Докладчик дал акт на подпись министрам; настал мой черед; я колебался; меня торопили; я молча подписал. Г-н Вошельзасунул
— Но, сударь, — сказал я горячо, — вы заставили меня признать в акте, что я получил деньги наличными.
— Это ничего не меняет, — сказал он, — необходимо только составить дополнение к акту, в котором будет сказано, что, в связи с данным протестом, вы ничего не получите, пока он не будет снят.
— Господа, — сказал я, — этому Провенудважды было отказано. У него не может быть ко мне претензий, я никогда не имел с ним дела: он просто орудие, которым воспользовались за неимением другого, чтобы любым путем мне помешать. Он требует восемьдесят тысяч франков с моего брабантского поставщика, который пишет, что ничего ему не должен. Но при чем тут мое дело, имеющее столь важное значение и затрагивающее государство и меня? Удержите, если хотите, сто тысяч франков или сто пятьдесят тысяч; но не губите сами то, в чем вы жизненно заинтересованы, ставя нас всех в зависимость от этого человека; он ведь до вынесения окончательного приговора, которым ему будет отказано, может воспользоваться по закону тысячью и одной отсрочкой.
— Сударь, — сказал мне г-н Вошель, — этого министр сделать не может; но добейтесь, чтобы опротестователь объяснился перед судом относительно максимальной суммы его претензий к вашему поставщику, независимо от того, обоснованны они или нет; возьмите о том выписку; тогда можно будет выполнить вашу просьбу.
— Нет, нет, сударь, — сказал я ему, — лучше расторгнем наши договоры, и пусть о них даже не вспоминают! Через неделю, самое позднее, вы получите свои пятьсот тысяч ливрови вернете мне мои денежные бумаги.
— Акт, подписанный министром, не рвут, — сказал г-н Вошель. — Эти отсрочки перед вынесением окончательного решения — дело двух недель; неужели из-за двухнедельной оттяжки вы хотите уничтожить акт, стоивший вам столько хлопот?
Тем временем он хладнокровно составлял дополнение к акту, подписанному нами всеми, где было сказано, что я не получил никаких денег. Вы увидите, граждане, как были впоследствии использованы мои расписки в этом проклятом акте, не говоря уж об ограничительном дополнении, которое отменяло действие акта. Вы содрогнетесь вместе со мной.
Меня заставили против моей воли подписать дополнение, и я, взбешенный, пошел домой размышлять (слишком поздно)о том, как следовало поступить, прихватив черновик первого акта с пометками министра, в котором помещение денег на хранение у моего нотариуса обусловлено как нечто решенное. Я вручу его вам, Лекуантр.
Это было 18 июля. По делу Провена уже вынесли решение; мой адвокат утешал меня, говоря, как и Вошель: это дело двух недель!О граждане, взгляните на ваши прекрасные законы! 1 декабря, через шесть месяцев после протеста, все еще не видно было конца отсрочкам судебного постановления; а когда они наконец истекли, когда Провена приговорили к возмещению мне всех проторей
Мы впоследствии употребили все средства, чтобы заставить этого человека, как советовал Вошель,заявить перед судьей, в судебном заседании, к какой сумме по самому высокому исчислениюсводятся его ложные претензии к брабантцу, моему поставщику, чтобы, воспользовавшись его заявлением, оставить эту сумму в национальном казначействе вплоть до окончательного приговора и просить о выдаче мне остальных денег. Но он был слишком хорошо натаскан! Этот человек не выходил за пределы невнятного и немотивированного протеста. И это мой обвинитель именует моим признанием прав Провена.
Разве мое стремление всеми средствами принудить государство произвести мне выплату, несмотря на этот иллюзорный протест, было признанием его правомочности? И мог ли я не уступить, если мне в этом отказывали, несмотря на подписанный всеми акт, где содержалась моя расписка в получении сумм, которых я на самом деле вовсе не получал?Что оставалось мне делать, будучи поставленным в такое положение, как не удостоверить, подписав ограничение, хотя бы то, что протест этого человека, с которым меня ознакомили уже после подписания акта, отказавшись этот акт расторгнуть, помешал выплате мне денег, поскольку дополнение, подписанное всеми, не подтверждало противного, и сейчас, возможно, стали бы утверждать, что я эти деньги получил, раз в акте содержится моя расписка?Почему я не мог вновь получить в руки этот акт, чтобы разорвать его на тысячу кусков, когда у меня открылись глаза! Все чудовищно в этом деле…
Остановимся на этом! Я чувствую, что читатель устал. От возмущения, вновь закипевшего во мне, я и сам не в состоянии продолжать с должной умеренностью.
Что же я выиграл, Лекуантр, пожертвовав интересной для меня продажей оружия за границу ради интереса, гораздо более властного, — послужить отчизне?Ничего, если не считать уверенности, что королевские министры, как и объединенные комитеты, отнюдь не стремились нанести ущерб национальным интересам и что палки вставляла нам в колеса только банда, взявшая тогда силу в канцеляриях, а также народные министры.
Но я? До чего довели меня? Я потерял свою собственность и принес в жертву родине выгодные предложения, сделанные мне со стороны, не получив взамен даже уверенности, что со мной рассчитаются, ибо меня вынудили отказаться от помещения денег на хранение у моего нотариусапод тем предлогом, что я получу возмещение в виде процентов с капитала, о которых я не просил и из которых не получил ни одного су(хотя г-на Лекуантра заверили, что мне было выплачено в качестве процентов в соответствии с истекшим срокомшестьдесят пять тысяч ливров), и затем, воспользовавшись гнусными протестами, они нашли возможность ничего мне не заплатить, наложив арест на все: на проценты, на капиталы, наконец на мои собственные деньги!
Но все это пустяки в сравнении с тем, что последовало далее. Ужас охватывает меня, но я начал и должен, несмотря ни на что, кончить. В следующих этапахвы увидите, о граждане! до чего может дойти в смутные времена злодейство, пребывающее в почете и осмеливающееся погубить безупречного гражданина, чтобы получить таким образом возможность незаметно обворовывать нацию, как это происходит повсюду. Горе тому, кто вынуждает меня входить во все эти чудовищные подробности! Они надеялись натравить на меня обманутый народ: пять раз ужасный кинжал угрожал моей жизни. Если они убьют меня сейчас, им не удастся воспользоваться плодамипреступления: они разоблачены в печати.