Драматические произведения. Мемуары
Шрифт:
Заметьте также, что эти Штаты, друзья императора Франца, дали мне разрешение (которого я вовсе не просил) на продажу ружей в Европе нашим врагам, добивавшимся их любой ценой( если мне это будет угодно, — говорят они!), несмотря на то, что император, их друг, потребовалот голландца же, чтобы это оружие было отправлено в Сан-Доминго, взяв с него в качестве гарантии этого пятьдесят тысяч флоринов, и несмотря на то, что сами И. В. П. потребовали с нас в апреле залога в размере трехкратной стоимости этого оружия в подкрепление
Увы! Наши голландские высокомощные господа не сочли нас людьми, заслуживающими, чтобы в разговоре с нами дать себе труд доказывать свою правоту!Оскорбительное глумление, о котором отлично осведомлен Лебрен! И ведь это над вашим послом, о французы, так надругались, ибо он поддержал мою жалобу от лица французской нации собственноручной весьма решительной запиской.Но должно ли это удивлять меня, если парижскийминистр надругался над ним еще пуще, чем гаагскиечиновники!
Я прошу прощения у этого посла, разруганного, утесненного, отозванного, хотя он один из самых сведущих дипломатов, среди всех, кого мне доводилось встречать, неутомимый труженик, за которого я подал бы во всеуслышание свой голос, если бы министра иностранных делвыбирали по способностям; увы! — я говорю о нем все хорошее, что мне известно, чтобы он благоволил простить мне неприятности, испытанные из-за меня, хотя и не по моей воле.
Возвращаясь к моему делу, я настоятельно прошу г-на де Мольдазаявить напрямик, расходится ли с правдой все то, что, по моим словам, я узнал от него о Константини.
Я настоятельно прошу его показать письмо по поводу уступки моих ружей, полученное им от вдовы Ломбаэрт из Антверпена.
И поскольку Константини хвастун и ведет не слишком умные речи, я настоятельно прошу также г-на де Мольдасказать нации, не похвалялся ли этот человек в разговоре с ним тем, о чем он болтал в других местах, а именно тем, что он отдает двадцать пять процентов дохода со всех своих закупок в Голландии некоему покровителю, обеспечившему ему исключительное право поставок, и что он связал себя обязательством.
Я настоятельно прошу его также сказать нам, не делал ли Константини и ему подобного рода предложений,с тем, чтобы он смотрел на все сквозь пальцы и даже оказал при случае помощь Константини.
Меня побуждает настаивать на этих фактах внезапное и немотивированное отозвание этого посла, как раз в момент, когда было преступлением устранить из Гаагичеловека, так хорошо осведомленного о делах Севера, любимого голландцами и весьма уважаемого их правительством, хотя ему и чинили обиды из ненависти к нашей нации; в момент, говорю я, когда все правительства сошлись и отразились в правительстве штатгальтерства, как весь горизонт отражается на сетчатке нашего глаза, хотя она величиной с чижиное яйцо!
И если честь г-на де Мольдаотринула триумвират грабителей, отвергнув их предложение, меня отнюдь не удивляет его грубое отозвание,
Глаза столь бдительные могли многому помешать! И что значит благо отчизны перед Константини?Куда удобнее было послать в Гаагу Тэнвиля, который, не уступая Константини в хвастливости, с благородным видом говорил в Гавре, рассказывая, что едет на смену де Мольду:
— Я еду в Гаагу, чтобы вымести всю эту лавочку!
Дипломатия такого рода может показаться несколько странной тем, кто знает, сколько истинного изящества, таланта, хитрости и гибкости требует выполнение этих поистине инквизиторских миссий!
Вот какие люди заправляют нашими делами, превращая правительство во вместилище личных счетов, клоаку интриг, сплетение глупостей, питомник корысти!
Покончив с Ози из Роттердамаи не обращая внимания на происки Лебрена, хотя и ожидая, что он мне скажет через своего нового коллегу Паша, я 21 ноября направил г-ну де Мольдуофициальное письмо по поводу приемки им от меня оружия, которую он должен был осуществить в качестве уполномоченного на это генерал-майора. Вы найдете в приложении ответное письмо этого посланника, полученное мною 22-го.
Этот ответ г-на де Мольда, точный и честный, как всё, что он пишет, замечателен тремя пунктами:
1. Его уверенностью в том, что все эти перепродавцы голландских товаров, пользующиеся покровительством — Константини и компания, — не простят мне того, что я помешал им нагреть руки на моих ружьях. «Я полагаю, — говорит он, — что вам, для того чтобы парировать в дальнейшем их адские козни, поскольку эти смутьяны-спекулянты на них не поскупятся…»и т. д.
2. Искренним стремлением выполнить в отношении этих ружей обязанности, вменяемые ему договором от 18 июля, в полном соответствии с распоряжением Лебрена, обязанности, которые он отнюдь не считал мнимыми.
3. Усталостью от бесконечных обид, которые он не переставал терпеть из-за моего дела на протяжении восьми месяцев, пока вел о нем переговоры и защищал его перед Голландскими штатами(прочтите его письмо).
Следственно, долгие и утомительные притеснения со стороны Голландских штатов действительно имели место,бдительный посол не терял их из виду на протяжении восьми месяцев, не переставал беспокоить ими французских министров, и Лебрену, который сейчас делает вид, что получает сведения о происходившем от нового нашего представителя, уши прожужжали и глаза намозолили сначала как управляющему делами, а потом как министру два десятка депеш г-на де Мольдаи мои настойчивые требования.
Господин де Мольд прислал мне вместе со своим ответом официальное письмо к французскому командующему в Брюсселе. Вот оно.
«Гаага, сего 22 ноября 1792,
1-го года Французской республики.
Гражданин!
Поскольку присутствие в этой стране г-на Томсонаиз Брюсселя совершенно необходимо, чтобы довести до конца покупку оружия, осуществленную для правительства нашей республики г-ном Бомарше, прошу вас, гражданин генерал, обеспечить г-ну Томсону паспорт, необходимый для этой поездки.