Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии
Шрифт:
ЖЕНЕЧКА. Точно, нет.
ГУРЬЯНОВ. Сегодня третья тройка решит исход матча.
ЖЕНЕЧКА. Ох ты, удивляюсь я на тебя, Михалыч! Другие тренеры месяцами план вынашивают. А у тебя – раз, бац – в один миг, как импровизация!
ГУРЬЯНОВ (смотрит на игроков через дверь). Толик, давай! Вот так!
ЖЕНЕЧКА. Потом будут говорить о стратегии Гурьянова, книжки, статьи про тебя
ГУРЬЯНОВ. Все правильно. А знаешь почему?
ЖЕНЕЧКА. Почему?
ГУРЬЯНОВ. Да потому что не знают, что такое хоккей.
ЖЕНЕЧКА. А чего там? Хоккей есть хоккей.
ГУРЬЯНОВ. Хоккей – это игра. Понял?
ЖЕНЕЧКА. Понял.
ГУРЬЯНОВ. Вот так. А в игру что надо делать?
ЖЕНЕЧКА. Играть… Так, Михалыч, все же и играют?
ГУРЬЯНОВ. Все… Все, да не все!
ЖЕНЕЧКА. Стоп! Застряли. (Тоже подходит к двери, смотрит на игроков.) Кого конкретно ты имеешь в виду?
ГУРЬЯНОВ. А то ты не знаешь, кого я имею в виду!
ЖЕНЕЧКА. Знаю, Михалыч, знаю.
ГУРЬЯНОВ. Вот так-то.
ЖЕНЕЧКА. Знаю, сам виноват. Сам себе второго тренера выбирал. Сам говорил: «Сегодня наука и большой спорт смыкаются». Сомкнулись. Второй тренер – кандидат наук!
ЖЕНЕЧКА. Эх, придется тебе расхлебывать с ним…
ГУРЬЯНОВ. Да кто же знал, что он интриговать-то будет? Я думал: молодой, здоровый…
ЖЕНЕЧКА. Вот посмотришь, он приедет в Москву, защитит кандидатскую и…
ГУРЬЯНОВ. Что и? Ну, что и? На мое место, что ли, метит?
ЖЕНЕЧКА. Самый первый кандидат, чего там… Эх, Михалыч, сам ты себе с ним яму вырыл.
ГУРЬЯНОВ. Погоди, погоди. Рано говорить еще.
ЖЕНЕЧКА. Да сколько раз я тебе говорил! Они с Шаровским каждый день по углам шушукаются.
ГУРЬЯНОВ. Ну и что?
ЖЕНЕЧКА. Да Шаровский же во всем за него!
ГУРЬЯНОВ. И что?
ЖЕНЕЧКА. А в Москве, в Комитете, между прочим, у Шаровского все свои люди.
ГУРЬЯНОВ. Знаешь, что я тебе скажу? У меня в Комитете тоже не все чужие. Правда, только в Спорткомитете. (Смеется.)
ЖЕНЕЧКА. Михалыч, знаешь, кто ты? Ты последний романтик хоккея!
ГУРЬЯНОВ. Жень, запомни накрепко: я первый, и всегда был первым.
ЖЕНЕЧКА. Компромисс –
ГУРЬЯНОВ. Идет!
Входит Шаровский.
ШАРОВСКИЙ. Здорово, здорово. А где этот?
ГУРЬЯНОВ. Кубарик, что ли? В коробке, где ж ему быть?
ШАРОВСКИЙ (подходит к двери на лед). Вот, вот что делает, сволота! Слушай, он у тебя что, верующий?
ГУРЬЯНОВ. Не понял.
ШАРОВСКИЙ. Вот и я не понял. И я не понял. А Кувшинников из Москвы по телефону так и спросил: «Он у тебя что, верующий?». А я ему: «А с чего вы взяли?» А он говорит: «А что у него тогда на шее висит?» Оказывается, Кубарева на последнем матче раз шесть крупняком по телеку показывали, а у него на шее маленький такой золотой крестик висит!
ГУРЬЯНОВ. Ну, висит, висит. Ну и что?
ШАРОВСКИЙ. Ты что, не соображаешь? Советский спортсмен, и вдруг с крестом, а?
ГУРЬЯНОВ. А-а.
ШАРОВСКИЙ. Это… это же подлянка! Это же натуральная политическая провокация! (В ужасе ощупывает карманы.) Так. Загранпаспорт… Декларация…
ГУРЬЯНОВ. Суточные!
ШАРОВСКИЙ. Суточные…
Все смеются.
Наши операторы бы в жизни такого не сделали. А эти, конечно, – реклама! А на хрена нам с вами такая реклама?
ГУРЬЯНОВ. Ну, а что делать-то будем, Борисыч?
ШАРОВСКИЙ. А?
ГУРЬЯНОВ. Делать что будем?
ШАРОВСКИЙ. Как что? Ничего. С Кубарева снять крест – и все дела.
ГУРЬЯНОВ. Ну и правильно.
ЖЕНЕЧКА. Правильно.
ГУРЬЯНОВ. Так, ну я в коробку, а ты поговори с ним при случае.
ШАРОВСКИЙ. Я что-то не понял. Не усек. Это не я с ним поговори, это ты с ним поговори.
ГУРЬЯНОВ. Я же тренер.
ЖЕНЕЧКА. Старший!
ГУРЬЯНОВ. Вот!
ШАРОВСКИЙ. А я начальник команды! Я вроде руководитель нашей спортивной делегации. Вроде как твое непосредственное начальство. И я вроде как тебе приказываю, а? (Смеется.)
ГУРЬЯНОВ (Женечке). А что смеешься? Начальник!
ЖЕНЕЧКА. Начальник.
ГУРЬЯНОВ. Ладно, поговорю. Слушай, Борисыч, у меня такой вопрос…