Драмы. Стихотворения

Ибсен Генрик

Хильда. Близнецы, значит.

Сольнес. Близнецы. Теперь этому будет уже лет одиннадцать — двенадцать.

Хильда (осторожно). И оба они?.. То есть их нет больше?

Сольнес (тихо, растроганно). Они жили всего недели три. Даже и того не будет, пожалуй. (С внезапным порывом.) Ах, Хильда, какое это невероятное счастье для меня, что вы явились к нам! Теперь, наконец,

мне будет хоть с кем поговорить!

Хильда. А разве вы не можете… с ней?

Сольнес. Не об этом. Не так, как мне надо и хочется. (Угрюмо.) Да и о многом другом нельзя.

Хильда (вполголоса). Так вы только это имели в виду, говоря, что я могу вам пригодиться?

Сольнес. Главным образом, пожалуй, это. То есть вчера. Сегодня же я сам хорошенько не знаю… (Обрывая.) Подите сюда, и сядемте, Хильда. Садитесь на диван, тогда сад у вас будет перед глазами.

Хильда садится в угол дивана.

(Придвигает свой стул ближе.) Хотите слушать меня?

Хильда. Ужасно хочу.

Сольнес (садится). Так я расскажу вам все.

Хильда. Теперь у меня перед глазами и сад, и вы сами. Рассказывайте же! Скорее!

Сольнес (указывая в угловое окно). Там на холме, где вы теперь видите новый дом…

Хильда. Ну?

Сольнес. Там жили мы с Алиной первые годы. Там стоял тогда старый дом, принадлежавший матери Алины. Он достался нам после ее смерти. А вместе с домом и большой сад.

Хильда. На том доме тоже была башня?

Сольнес. Ничего подобного. Снаружи это было большое, некрасивое, мрачное деревянное здание — настоящий сарай. Внутри же было очень мило и уютно.

Хильда. Вы, значит, срыли эту старую рухлядь.

Сольнес. Нет, он сгорел у нас.

Хильда. Дотла?

Сольнес. Да.

Хильда. Это было большим несчастьем для вас?

Сольнес. То есть как на это взглянуть. Как строителю, мне этот пожар помог выбиться на дорогу.

Хильда. Ну, а?..

Сольнес. У нас только что родились тогда те двое малюток.

Хильда. Да, бедняжки близнецы!

Сольнес. Родились они такими здоровыми, крепкими. И росли просто не по дням, а по часам.

Хильда. Малютки очень растут в первые дни.

Сольнес.

Нельзя было налюбоваться на них с Алиной, когда они лежали так… все вместе… Но тут случился ночью пожар…

Хильда (напряженно). Ну? И что же? Говорите же! Сгорел кто-нибудь?

Сольнес. Нет, не то. Все спаслись благополучно…

Хильда. Так что же тогда?..

Сольнес. Алина была страшно потрясена. Пожар… вся эта тревога… Пришлось спасаться сломя голову… в такую холодную зимнюю ночь… И ее и малюток вынесли… в чем они лежали.

Хильда. И они не выжили?

Сольнес. Нет, выжили. Но у Алины сделалась лихорадка. И молоко испортилось. Она непременно хотела кормить сама. Это был ее долг, как она говорила. И оба наших мальчика… (Ломая руки.) Оба… О-о!

Хильда. Не вынесли этого?

Сольнес. Этого они не вынесли. Вот как мы потеряли их.

Хильда. Должно быть, это было ужасно тяжело для вас?

Сольнес. Да, тяжело. Но в десять раз тяжелее для Алины. (Стискивая руки в тихом бешенстве.) Подумать, что такие вещи могут твориться на белом свете! (Отрывисто и твердо.) С того дня, как я лишился их, я потерял охоту строить церкви.

Хильда. Вы, может быть, неохотно взялись и за нашу церковную башню?

Сольнес. Неохотно. Помню, как я был доволен к рад, когда закончил ее.

Хильда. Это и я помню.

Сольнес. С тех пор я никогда и не строил ничего такого. Ни церквей, ни башен.

Хильда (медленно кивает). А только жилые дома.

Сольнес. Семейные очаги для людей, Хильда.

Хильда. Но с высокими башнями и шпицами.

Сольнес. Да, когда только можно. (Переходя на более легкий тон.) Так вот я и говорю… пожар помог мне выбиться в люди. Как строителю, то есть.

Хильда. Почему вы не называете себя архитектором, как другие?

Сольнес. Не получил такого основательного образования. Почти до всего, что я теперь знаю, умею, я дошел сам.

Хильда. Тем не менее вы пошли в гору, строитель.

Сольнес. Да, после пожара. Я разбил почти весь наш сад на небольшие участки под дачи. И тут я мог строить, как моей душе хотелось. С тех пор и пошло все как по маслу.

Хильда (пытливо смотрит на него). Да вы, должно быть, ужасный счастливец. Судя по всему.