Драмы. Стихотворения

Шиллер Фридрих Иоганн Кристоф

(становится на колени возле покойника)

О доблестного рыцаря останки! Священный прах! Даю тебе обет Здесь, над твоей остывшею рукою: Расторгнуты навек с врагами связи, Я к моему народу возвратился И навсегда — швейцарец всей душой!..

(Встает.)

Оплакивайте в нем отца и друга. Но все ж, друзья мои, не унывайте! Он не одни владенья мне оставил. Нет, Руденц дух наследует его. И юность бодрая исполнит долг, Что хилой старости был не под силу… Отец почтенный, дайте вашу руку! И вы свою! Вы, Мельхталь, дайте вашу! Сомненья

прочь! Не отводите глаз. Примите клятву и мои обеты!

Вальтер Фюрст

Дадим барону руку. Сердцем он Вернулся к нам.

Мельхталь

Крестьян вы презирали. Чего ж теперь от вас мы вправе ждать?

Руденц

О, заблужденья юноши забудьте!

Штауффахер

(Мельхталю)

Единство — был умершего завет, Не забывайте!

Мельхталь

Ват моя рука! Крестьянское рукопожатье стоит Не меньше слова рыцаря. Притом — Что вы без нас? И мы — древней дворян!

Руденц

Я чту крестьян. Мой меч — защита им.

Мельхталь

Те руки, что природу покорили И горы хлеб заставили родить, Грудь защитить наверное сумеют.

Руденц

Вы будьте мне, я буду вам оплотом. Союзом нашим будем мы сильны. Но прочь слова, когда страна родная — Добыча чужеземной тирании… Сперва страну очистим от врага, А после на досуге разберемся.

(Помолчав.)

Вам нечего ответить мне? Молчите? Доверья я еще не заслужил? Друзья, тогда я против вашей воли Проникну в тайну вашего союза. На Рютли были вы… и присягнули, — Известно мне, что там произошло. Я эту тайну, как залог священный, Хранил, хоть мне ее не доверяли. Нет, не был я врагом моей отчизне, Еще ни разу вам я не вредил. Но все ж, друзья, не надо мешкать вам. Быстрей ударьте — гибельна отсрочка, Телль первой жертвой промедленья стал…

Штауффахер

Мы дали клятву ждать до рождества.

Руденц

Я не был там и клятвы не давал. Не вы, так я начну.

Мельхталь

Как? Неужели…

Руденц

К отцам страны приравнен я отныне, И первый долг мой — быть защитой вам.

Вальтер Фюрст

Предать земле останки дорогие — Ваш первый и священный долг пред всеми.

Руденц

Освободив страну, мы принесем Венок победы на его могилу. Друзья мои! Я не за вас одних С тираном лютым насмерть буду биться — И за себя!.. Узнайте же! Исчезла, Похищена моя невеста Берта. Еще одно совершено злодейство!

Штауффахер

Тиран дерзнул на произвол такой И рыцарскую дочь посмел похитить?

Руденц

Я обещал вам помогать, друзья, Но сам сперва о помощи молю. Ах, у меня любимую отняли! Бог весть, куда ее упрятал Геслер! Злодей любой ценой

ее заставит, Увы, с ним в ненавистный брак вступить! О, помогите Берту мне спасти!.. Ведь за любовь к стране она достойна, Чтоб на ее защиту встали все!

Вальтер Фюрст

Что ж вы предпримете?

Руденц

Ах, я не знаю! Сквозь этот мрак, который окружает Ее судьбу, и сквозь сомненья, страхи, Когда не ведаешь, куда идти, Одна лишь ясно проступает мысль: Из-под обломков тирании лютой На божий свет ее мы извлечем. Когда врага твердыни сокрушим, То верю — мы ее освободим!

Мельхталь

Ведите нас! Мы все пойдем за вами. Уже сегодня нам борьба по силам! Телль на свободе был, когда клялись мы, — Еще не совершилось злодеянье. Иное время — и закон иной. Тот низкий трус, кто медлить будет доле!

Руденц

(Штауффахеру и Вальтеру Фюрсту)

Так за мечи, за копья, дело близко! Огни уж скоро вспыхнут по горам. Стремительнее вестового судна Победы нашей весть примчится к вам. Огней сигнальных будет цепь ярка! Вы молнией на недруга ударьте И сбросьте гнет тиранов — на века!

(Уходит.)

Сцена третья

Ущелье неподалеку от Кюснахта.

Сюда спускаются по тропинке между скал, и каждого путника, прежде нежели он появится на авансцене, видно наверху. Кругом скалы; одна из них, поросшая кустарником, выдается вперед.

Телль

(входит с самострелом)

По этому ущелью он поедет; Другого в Кюснахт нет пути… И здесь Я все свершу… благоприятен случай. Куст бузины меня надежно скроет, Оттуда я стрелой тебя достану, А для погони тесен этот путь. Кончай скорей расчеты с небом, фохт! Твой час настал. Ты должен умереть! Я прежде жил спокойно и беззлобно, Одних зверей стрелою поражал, — Убийство мне на ум не приходило… Теперь ты мир моей души смутил, И в яд змеиный превратил во мне Ты молоко благочестивых мыслей. Ты сам вложил мне в руки этот лук: Кто в голову родного сына целил, Сумеет в сердце поразить врага! Детей невинных, верную жену Я защищать от ярости твоей Обязан, фохт!.. Когда рукой дрожащей… Упорный лук натягивал я свой… Когда меня ты с дьявольским злорадством Стрелять в родного сына принуждал… И тщетно умолял я о пощаде… Тогда в душе я страшную дал клятву — Ее лишь бог слыхал, — что первой целью За этим выстрелом в дитя послужит Мне грудь твоя… И тот обет священный, Который лютой порожден был мукой, Исполню я… Мой лук тому порукой. Ты господин мой, ты имперский фохт; Но разве мог себе сам император Позволить столько?.. Он тебя послал, Чтоб суд творить — пусть строгий, он разгневан, — Но не над всеми злобно потешаться И на носить преступные удары. Есть бог вверху для мщенья и для кары. Могильный мрак несущая стрела, Бесценное сокровище мое! Лети, вот цель, что к просьбам и моленьям Была всегда глуха и недоступна… Но пред тобой она не устоит… Ты ж, крепкая тугая тетива, Так часто мне служившая на играх, Не выдавай меня и в грозный час! Мой верный друг, покорна будь усилью, Ты часто окрыляла мне стрелу. Без промаха единственной стрелой Сразим врага — в колчане нет другой.