Dreamboat 1
Шрифт:
Малец выскочил во двор, Настя и прапорщик направились следом. Шли недолго, Фома Фомич Нистратов обитал здесь же, на Казинке и, по счастью, оказался дома. Не сказать, чтобы очень обрадовался визиту контрразведки, но и откровенной враждебности не выказал.
Маленький смешной старичок-боровичок, с круглой головой, на которую сверху пришлепнули розовый блин лысины, очерченный по краям седыми волосками, с густыми бесцветными бровями и комичным носом-бульбочкой, часто-часто моргал узкими хитрыми, как у китайца, глазами. Гусарские усы, когда-то лихо закрученные вверх, побелели, и кончики опустились вниз, придавая их обладателю сходство с моржом. Старичок - паучок, сидящий в центре паутины и дергающий за ниточки. Фома Фомич двигался по комнате тяжёлой обманчиво - шаркающей походкой немощного человека, был он сгорбленный, несерьезный, на жандармского офицера походил также, как схожи между собой безотказный наган-самовзвод и детский деревянный пугач, вроде бы оба короткоствольное оружие ближнего боя, но из второго огонь вести нельзя, можно
– Кто? Виктор Нежданов? Не доводилось слышать.
– В трактире у Солодовникова беседовали, - напомнил Жорж, а Настя протянула фото.
Фома Фомич взял подрагивающей рукой карточку, далеко отставил от глаз, подслеповато прищурился, чуть повернув голову вправо, беззвучно зашевелил губами.
– Так - так - так, - прокаркал простуженным вороном Нистратов.
– Как же-с, как же-с, припоминаю-с. Только не ведал, что он Нежданов. Так, случайный знакомец, встретились, поговорили - и разбежались. А Вы к нему по какому делу будете?
– Невеста я ему, - сказала Настя.
– Он здесь, в городе должен быть, разыскиваю.
– Весьма романтично, - закивал, широко растягивая розовые губы в ухмылке, Фома Фомич. Повернул карточку, прочитал надпись, - Весьма-весьма. Поэт, честное благородное слово - Михаил Юрьевич Лермонтов, не меньше. "Розу алую срываю, и к ногам твоим бросаю"! Очень-очень поэтично!
– он повернулся к Жоржу.
– А Вы-с, кто будете? Случайно не дружок - приятель сего пиита?
– Контрразведка!
– отрезал Георгий Антонинович.
– Так что по данному делу сообщить можете?
Насте показалось, что суровая мышь грозит искушенному заматеревшему коту, ибо старичок грозного белоносовского тона нисколько не испугался, даже, наоборот, снисходительно захихикал.
– Я полагал, контрразведка большевистских агентов разыскивает, а не ветреных женихов прекрасных девиц. Или я ошибаюсь, господин прапорщик?
– Контрразведка много чем занимается!
– добавил металла в голос Белоносов. Извольте отвечать!
– Мышонок нападал, хватал тонкой лапой кота за усы - старичок смешно зашевелил густыми пепельного цвета бровями.
– Браво, молодой человек, орлом просто! Теперь вижу - вы настоящий зубр контрразведывательных операций, даже трепет берет. Ну что ж, из глубочайшего уважения к Вашей службе, отвечу: человека этого, что на карточке фотографической запечатлен, я видел впервые и не совсем уразумел, чего он от меня добивался, право слово. Подсел он ко мне, когда я трапезничал, и стал про какие-то стародавние дела расспрашивать. Про родственника моего дальнего, Петра Еремеева, я его больше года не видел, а этот утверждал, что Петр где-то в городе. Зимой, как Советы власть взяли - должен был Петр приехать, да что-то ни слуху, ни духу. Послал я Виктора вашего к Митьке Захарову, они с Петром старые приятели, может он чего расскажет, и более не видел.
– Где Захарова найти?
– продолжил расспросы прапорщик.
– На соседней улице, третий дом от церкви, там живёт. Явился с войны весь пораненный, влачит, так сказать, незавидное существование, а прежде справный мужчина был.
– Что ещё спрашивал у Вас Виктор?
– Должен был, якобы, Петр не один явиться, а у Виктора к тому человеку дело, какое, правда, не сказывал. Вот и все, больше ничем помочь при всем желании не способен, уж извините старика.
– Он тяжело и протяжно вздохнул, возвращая Насте фотографическую карточку.
– Желаю Вам, барышня, отыскать вашего жениха в скором времени и добром здравии. Совет, как говорится, да любовь.
Когда они уже уходили, старик, словно нехотя, произнес в спину.
– Я бы Вам, милая, настоятельно советовал побеседовать с Оленькой Ремберг. Самая интереснейшая дама в городском театре.
– Она что-то знает?
– обернулась Настя.
– Понятия не имею, - скривился Фома Фомич.
– Просто такого красавчика, как ваш Виктор, наша хищница Оленька ни за что не пропустит. Не должна была пропустить.
Время было совсем позднее, но Жорж вновь проявил настойчивость: расставаться с Настей ужасно не хотелось. Захаров живёт рядом, пройти-то всего ничего, а назавтра целое дело будет, да и сейчас-то он точно дома, а днём его ищи-свищи; и они все-таки отправились к инвалиду германской войны, возможно, совершив тем самым непоправимую оплошность.
Глава 13
Капитан Малинин устало и равнодушно рассматривал стоявших напротив врагов. Противника. Пятерых местных оборванцев, понуро опустивших вниз глаза. Личности колоритные, признал он, чудо-богатыри, красные герои! В лаптях! Вида самого грозного, куда уж!
– Кто такие?
– спросил Малинин, брезгливо переводя взгляд с пленных на пышущего карминовым румянцем казака Загоруйко и обратно.
– Краснопузые, Ваше благородие!
– молодцевато отрапортовал Загоруйко.
–
Усталость имеет мерзкое свойство накапливаться. Понемногу, постепенно, исподволь. Сначала ещё вовсе не чувствуешь, потом ощущается лишь лёгкое недомогание, едва-едва уловимый дискомфорт, и кажется, что все это мелочь, пустяк, зряшное волнение. Но она не переставая давит на плечи, утяжеляет обувь, делает равнодушным, безынициативным, появляется апатия, непротивление трудностям, хочется закрыть глаза и отключиться от действующей реальности, заснуть прямо там, где стоишь. Малинин на ногах держался только из злости. Из упрямства, из принципа, из уважения к себе самому и своим бойцам. Мысли отсутствовали, ноги налились свинцом, словно к сапогам привязали чугунные ядра, глаза протестовали против света, требовали темноты, отдыха, сна. Пятые сутки они, имеющие грозное название разведывательно-диверсионная группа особого назначения, почти не спали, питались на ходу от случая к случаю и все время шли, шли, шли. Путали следы, возвращались назад, рискуя утонуть, бродили по болотам, снова шли вперед и снова возвращались. Налет на склад боеприпасов провели удачно: часовых сняли легко, бесшумно и бескровно, просто вырубили полусонных красных солдатиков, связали, установили заряд динамита и отошли. Рвануло знатно, зарево полночи красило небо в багровые цвета, только большевикам это сильно не понравилось и они порешили во что бы то ни стало наглую группу капитана Малинина отыскать и уничтожить. Не так и далеко до своих было: не более тридцати верст, один хороший марш-бросок, однако у красных кто-то опытный оказался, явно из своих, бывших: не теряя времени, мгновенно пресек панику и организовал преследование. В общем, отрезали их, загнали глубоко в лес и обложили поисковыми группами. По дорогам конные разъезды стерегут, а в лесу пешие отряды на пятки наступают. Будто бы других дел у противника нет. Прорваться не вышло, слишком уж сильный численный перевес был у красных, а Малинин, как скопидом, людей берег истово, за просто так терять не хотел ни одного, уводил от столкновения, огрызаясь редкими выстрелами. И хотя помня, как Отче наш, что патронов много не бывает, так что с собой боеприпасов набрали под завязку, экономил каждый, словно предчувствуя нехорошее. Попробовать укрыться и переждать погоню не пытались: у преследователей появились собаки, их беспокоящий лай заставил отказаться от мысли замаскироваться - собаки любое укрытие обнаружили бы без труда. Провизия кончилась через сутки, они ведь много не брали с собой, и так выгадывали, как могли. Их грамотно оттесняли вглубь вражеской территории, и запасы таяли, буквально, на глазах. Афоня Петров, старый товарищ, якут, проводник, выводил какими-то неведомыми тропами, но невидимый противник словно мысли читал, а точнее, думал аналогично и все их ходы наперед предвидел. Правда, если бы не Афоня, их давно загнали бы в ловушку, но хитрый якут по-звериному, интуитивно-загадочно вел мимо засад, лишь один раз едва-едва не попались. Малинин вытащил ситуацию из категории безнадежных, он сам не понял, как почувствовал залегших впереди стрелков, успел оттолкнуть идущего следом подпоручика Смольянинова и открыл огонь навскидку с двух рук из двух наганов в кажущуюся пустоту, резко перемещаясь вбок скрестным шагом в полуприсяде, прикрыв собой группу. Афоня растворился между деревьев, отвлекая интерес противника на себя беглым, но точным огнем карабина, а остальные откатились назад. Расстояние до засадников было изрядным и револьверный огонь не мог причинить вреда, даже если стрелял такой мастер, как капитан Малинин, но красные не выдержали - и завязалась изрядная перестрелка. Малинина зажали огнем ручного пулемета и винтовок, но Афоня пулеметчика снял - и они снова отошли без потерь, если не считать растраты боеприпасов. Теперь погоня висела на загривке, дышала в затылок, связывала движение, Малинин спиной чувствовал взгляды противника. Снова углубились в болота, шли, без рассуждений доверившись чутью Афони Петрова. И снова их ждали на выходе из болот, снова загнали назад, вглубь трясины ружейно-пулеметным огнем, снова они шли точно след в след за Афоней. Кто же командует облавой, думал Малинин, кто? Увидеться бы с тобой, неведомый визави, наверняка знакомы. Себе Малинин не врал, противник был явно классом выше его самого, и Малинин уже сомневался, что им удастся выбраться живыми. Подпоручики Смольянинов и Владиславлев совсем выбились из сил, плелись следом безразлично, словно лишенные разума, чувств, эмоций. Малинин осознавал, что появись сейчас рядом красные - оба сдались бы без боя. Прапорщик Лужнин, самый юный, всегда смотревший на Малинина с немым обожанием и, буквально, телячьим восторгом, пока крепился, видимо, обожание не давало окончательно пасть духом, но силы оставляли и его, он спотыкался на ровном месте, шел тяжело, без обычной легкости и резвости. Малинин объявил очередной короткий привал: все повалились в траву и застыли, хрипло и бессильно дыша.
– Плохо, командир, - шепнул Афоня.
– С ними, - он кивнул на молодых офицеров, - не уйдем.
– Вижу, -зло процедил Малинин.
– И что ты предлагаешь?
– Разделиться надо. Я уведу погоню, а ты выводи группу.
Малинин покачал головой:
– Не выйдет, Афанасий! Вывести можешь только ты, без тебя нас очень быстро отловят.
– Подожди, командир, не руби сгоряча! Вы отойдете к болотам, затаитесь, я помотаю погоню сутки по лесу, вернусь за вами, а детишки отдохнут, силы восстановят, тогда уйдем вместе, иначе никак!