Dreamboat 1
Шрифт:
Юрий Антонович Перевезенцев с пристальным вниманием рассматривал Северианова.
– Что ж, скромность всегда была достоинством и украшением русского офицера!
– сказала Ольга Петровна. Получилось весьма пафосно и напыщенно, госпожа Лауди вовсе не желала подобного эффекта, потому, возможно впервые в жизни, испытала некое смятение и даже смущение. Она по-новому, внимательно рассматривала Северианова, он даже чем-то напомнил её первую любовь, за которую она едва не выскочила замуж, и это нечаянное воспоминание смутило Ольгу Петровну ещё пуще. Она хотела добавить ещё что-то, но неожиданно
– Испугалась я, господа, - пришла на помощь Северианову Настя.
– Испугалась - мягко сказано, такой ужас пришлось пережить - словами не выразить. Представьте, уже с жизнью попрощалась, уже готовилась к мучениям, к смерти, вдруг грохот, стрельба, кровь! Мёртвые бандиты кругом...
– Жуть!
– кивнула Мария Кирилловна.
– Как Вы пережили подобное, Настя, я даже представить подобного не в состоянии.
На грозного прапорщика Белоносова было жалко смотреть: больше всего Жорж мечтал сейчас убраться куда-нибудь подальше из этого уютного мирка, провалиться сквозь землю, исчезнуть, мгновенно перенеслись в свою уютную клетушку в архиве. Хотя его никто не только ни в чем не упрекал, наоборот, им восхищались! И от этого восхищения, от нелогичности ситуации Жоржу становилось невыносимо стыдно.
Армянский князь с его волшебного вкуса хашламой был несправедливо забыт. Мнение общества разделилось. Например, Сергей Сергеевич Мараев восторга Марии Кирилловны не разделял: сам он во время охоты поражал белку в глаз, а уж уток дробью и вовсе бил лучше всех в губернии, так что, случись ему оказаться на месте Северианова, справился бы не менее проворно, даже лучше этого ничтожного штабс-капитана, эка невидаль расстрелять в упор каких-то бандитов. Захар Захарович Полозков также считал поступок Северианова чем-то обыденным, а Пармен Макарович Викентьев вообще никак не реагировал, его больше интересовал остаток вина в стоящей напротив бутылке, а также разница между красным и белым, между сухим и полусладким. Истина, как говорится, в вине, а вовсе не в пальбе из револьверов. Все это блажь, глупость и суета, жизнь так коротка, нужно успеть предаться удовольствиям, кои заключаются на дне бокала, а вовсе не в патронных каморах.
Петр Петрович Никольский не преминул воздать похвалу своему офицеру:
– Господин Северианов, вообще, герой! Недавно вернулся из тыла красных, там попал в засаду ЧК, чудом вырвался.
– Ого!
– заинтересовался Юрий Антонович. Он аккуратно расправил складки брюк, выставив напоказ новенькие, с иголочки туфли кукурузного цвета на высоком каблуке и щегольские носки.
– Весьма интересно. Соблаговолите поведать сию историю, Николай Васильевич. И желательно поподробнее, уж больно любопытно, а не так как Вы: пришёл, увидел, победил... Право слово, скучно.
Северианов безразлично пожал плечами.
– Веселого было мало. Действительно, пришёл, увидел и... ушёл. Вернее, убежал, если уж быть до конца точным.
– Николай Васильевич!
– Мария Кирилловна смотрела умоляюще.
– Ну, так же нельзя. Мы чрезвычайно редко видим настоящих мужчин, героев, богатырей, можно сказать, нам жутко завлекательно, любопытно, мы сгораем от интереса, места не находим, а Вы... Уж потрудитесь
Столь откровенно-пристальный интерес к давней истории вызывал сомнения, даже тревогу, Северианов задумчиво осмотрел не обученных героизму людей, вздохнул и рассказ свой начал исключительно для Марии Кирилловны, ибо дальнейшее отмалчивание грозило перейти из разряда скромности и невозмутимости в категорию невежливого отношения к хозяйке.
– Боюсь все-таки показаться банальным, но повторюсь: ничего героического не произошло тогда. Послали меня в тыл к большевикам, явку, то есть место конспиративной встречи дали надежную. Хозяин квартиры назвал пароль, все верно, сомнений не вызывает...
Мария Кирилловна, смешно закусив от чрезвычайно животрепещущего плотоядного интереса нижнюю губу и сделавшись похожей на круглую любопытную замочную скважину, подалась к Северианову, вероятно ожидая услышать занимательнейшую по своей загадочности и авантюрности повесть. Что-то из сочинений сэра Артура Конан Дойла, либо Эдгара Алана По. Обещанная чашка чаю, тарелка с блинами и блюдце с вареньем из крыжовника, словно сами собой оказались перед штабс-капитаном, а прочие участники обсуждения с липким тягучим интересом заглядывали в глаза, хотя Северианов их вожделенного любопытства не замечал.
– Ничего примечательного в этой истории, говоря по совести, нет. Стечение обстоятельств, несоответствие характеров и компетенции, Мария Кирилловна, не более. Разве что, немного наблюдательности. Вот и все, собственно. Итак, представьте себе, что входите Вы в квартиру совершенно неизвестного человека, которого в первый раз в жизни видеть изволите. Человек этот, Вашему появлению вроде бы, рад, он Вас ожидал и всецело готовился к встрече. Пароль-отзыв знает безукоризненно, но Вы понимаете вдруг, что квартира не его, он здесь такой же гость, как и Вы, только неуклюже пытается скрыть это, чем, согласитесь, вызывает некоторое подозрение.
– А с чего Вы решили, что он не хозяин квартиры?
– подал голос господин Нелюдов, однако, Северианов его вопрос проигнорировал, и Марии Кирилловне пришлось повторить его.
– Да, Николай Васильевич, как Вы это поняли?
Северианов не спеша положил в чашку два куска колотого сахара и степенно начал размешивать. Пауза затягивалась и по длительности становилась театральной, гости, опасаясь излишне пошевелиться, придвинулись ещё ближе.
– Это понимаешь как-то само по себе, Мария Кирилловна. Трудно объяснить, но я попытаюсь.
– Да уж, сделайте такое одолжение!
– снова вступил в разговор господин Нелюдов. Северианов доброжелательно посмотрел на него и улыбнулся.
– Мария Кирилловна, окажите мне услугу, налейте уважаемому Порфирию Алексеевичу чаю.
– Чаю? Зачем?
– Северианов не ответил, и хозяйка застолья, невольно подчиняясь, плеснула из чайника заварки, поднесла чашечку к самовару. Бурлящим водопадом заструился кипяток.
– Вы, Мария Кирилловна держите чашку в правой руке, а краник поворачиваете левой. Почему?