Dreamboat 1

Петушков Сергей Анатольевич

– Вот так сразу троих оглушили?
– недоверчиво поинтересовался Иван Иванович Краснокутский, внимательно разглядывая брови Северианова.

– Совершенно верно.

– Это так просто?
– не поверил Захар Захарович Полозков.
– Трех вооружённых людей? Без всякого сопротивления с их стороны?

– Бывают такие моменты, что неприятель не успевает оказать противоборство, - спокойно ответил Северианов.
– Важно подгадать момент, когда от тебя не ждут решительных действий - и работать очень быстро, стремительно, проворно и споро.

– Я, господа, в юности занимался английским боксом, - хвастливо объявил Сергей Сергеевич.
– Не угодно ли продемонстрировать ваши умения, любезнейший господин?

– Право, не стоит, - ответил Северианов, словно с несмышленышем разговаривал.

– Не стоит?
– господин Мараев даже оскорбился.
– Вы что, боитесь?

Или не столь уверены в собственных умениях и возможностях? Право же, Николай Васильевич, я предлагаю вам небольшое состязание...

– Полно, Сергей Сергеевич!
– не очень уверенно начал Витольд Христофорович Пелех, отставной офицер, грибообразный толстяк с чрезвычайно пышной растительностью на щеках и добродушным малиновым носом. Сергей Сергеевич, не слушая, поднялся, одернул пиджак свободного кроя с низкой застёжкой, расширенными плечами и длинными лацканами, с вызовом посмотрел на штабс-капитана.
– "Я еду, еду, не свищу, а как наеду, не спущу!" - продемонстрировал он собравшимся знание пушкинских "Руслана и Людмилы". Или, может быть, только эту фразу из всего текста выучил.

Очень не хотелось Северианову затевать возню с этим щеголеватым красавцем, хотя все с алчным вожделением предвкушали весьма любопытное развлечение.

– Я жду, милейший!
– напомнил с презрительно решительностью господин Мараев, нетерпеливо постукивая кулаком о кулак.
– Или струсили?

Это уже являлось прямым оскорблением, по кодексу чести Российской империи Северианов всенепременно обязан был вызвать наглеца на дуэль. Иначе - несмываемое пятно на репутации... И все же, сила офицера не в порывах, а в нерушимом спокойствии, гласил тот же кодекс. Когда два человека ссорятся - всегда виноваты оба.

– Я, по-вашему, похож на клоуна из ярмарочного балагана?
– лениво спросил Северианов, не делая, впрочем, попытки подняться.
– В то, что Вы превосходно владеет замечательным искусством бокса, я верю с большим удовольствием, но давайте обойдемся без скоморошничества. Вряд ли вид дубасящих друг друга умных взрослых мужчин развлечет присутствующих.

Северианов говорил, а смотрел не на забияку Мараева, а на Петра Петровича Никольского, смотрел боковым зрением, незаметно. Похоже, Пётр Петрович предстоящую потасовку весьма одобрял и противоборствовать желаниям Мараева не собирался. Гости тоже явно были на стороне вельможного барина, желающего проучить хвастуна офицеришку, непонятно каким волшебством проникшим в их общество, что ж тут крамольного?

– Я вас хорошенько поучу, как положено вести себя в благородном собрании!
– воскликнул Сергей Сергеевич.
– Извольте выйти из-за стола!

– Сергей Сергеевич, милый, не надо!
– вдруг вскочила Настя.
– Умоляю!

Северианов с любопытным вниманием посмотрел на княжну Веломанскую, отметив взволнованно раскрасневшееся лицо и блестящие глаза. Надо же, кто-то выступает на его стороне, однако! Пустячок, а приятно. Вслед за Настей со своего места поднялся Жорж, вдруг враз подросший и сейчас действительно выглядевший грозным прапорщиком. Лицо его из всегдашне красного сделалось непривычно бледным, на висках выступил пот, а кулаки побелели. Жорж вцепился дрожащими пальцами в ремень портупеи, нервически одернул китель и гневно затараторил:

– Господа, что же это такое! Николай Васильевич храбрейший и опытный человек! Он жизнь нам спас, подозревать его в чем-то низменном - бесчеловечно! Извольте принести извинения, господин Мараев, - Жорж задохнулся и закашлялся, своей выходкой он вызвал лишь смех собравшихся, а никак не сочувствие. Северианов отметил, как недовольно дернулись уголки губ подполковника Никольского, и решительно поднялся.

– Спасибо, Жорж, за поддержку. Вы, действительно, настоящий русский офицер, человек чести.
– Северианов внимательно, словно сквозь прорезь прицела, посмотрел в глаза Сергея Сергеевича.
– Раз вы желаете немного поупражняться в гимнастике, либо вольной борьбе - извольте!
– он больше не сказал ничего, вышел из-за стола и встал напротив Сергея Сергеевича. Со стороны ситуация казалась абсурдной, во всяком случае, так её видел Северианов, прочие же, очевидно, считали все происходящее весьма занятным.

Северианов даже слегка растерялся. Давно уже, очень давно, если не сказать никогда, штабс-капитану не приходилось вести схватку не в боевом режиме. То есть, если работать в полную силу, в сузившемся до долей секунд ритме, доверившись лишь наработанным на тренировках и боевых столкновениях рефлексам, когда зрительные сигналы, минуя мозг, поступают непосредственно в мышцы, отдавая соответствующие команды на поражение противника - то Сергей Сергеевич Мараев

имел почти стопроцентный шанс быть убитым, в лучшем случае - искалеченным. Если же щадить противника, подстраиваться под его темп, манеру, способность - практически всё внимание уйдет на попытки сдержаться, не нанести сопернику травмирующий удар, самому при этом оставаясь практически беззащитным. Ладно, чёрт с ним, решил Северианов, ударами обмениваться не будем, попробую взять "чайника" на прием и при этом ничего ему не оторвать, не поломать.

Хищно раздувая маленькие ноздри, Сергей Сергеевич встал в левостороннюю позицию, поднес сжатые в кулаки руки к голове и молниеносно выбросил левую, затем правую вперёд, целя в челюсть противника. Типичная боксерская двойка. Северианов отметил лишь, что удар у барина поставлен неплохо, видимо, действительно, в юности развлекался. Кулаки взметнули воздух практически у самой кожи севериановского подбородка, со стороны даже могло показаться, что удары достигли цели. Огромным, нечеловеческим напряжением воли Северианов сдержался, не нанес упреждающий встречный прямой удар левой передней ногой в живот. Удар страшный, на противоходе, когда две встречные силы сталкиваются в одной точке, отчего поражающая эффективность удваивается. Штабс-капитан, казалось, даже не пошевелился, дистанцию он чувствовал намного лучше Мараева и мог вырубить оппонента в любой момент. Устраивать же гладиаторские бои на потеху сидящим за столом и с любопытством взирающим на них гостям Марии Кирилловны тоже не собирался. Потасовка, он это чувствовал, была затеяна неспроста и возникла вовсе не случайно. Но с какой целью? Северианов рассматривал лица зрителей, стараясь фиксировать эмоции. Отчаянно-скорбное лицо Насти Веломанской. Белые сжатые губы Жоржа. Самодовольная улыбка Петра Петровича. Равнодушно-брезгливая физиономия Перевезенцева. Недовольная округлость абриса головы Марии Кирилловны. Блеск, азарт в глазах Викентьева. Явные симпатии Мараеву на лицах Полозкова, Нелюдова, Петерсона, Краснокутского. Гадливое отвращение Срвандзтяна. Заинтересованный, профессионально оценивающий взгляд капитана Филиппова. Явное разочарование мужским полом вообще Ольги Петровны Лауди. Даже осуждающее неодобрение Пантелеймона заметил: дерутся господа, как молодые петушки!

Их поединок длился секунд тридцать, неимоверно долго, по севериановским понятиям. Сергей Сергеевич начал выдыхаться, без устали молотя воздух пудовыми кулаками. Прямые, боковые удары, апперкоты мелькали перед Севериановым, а утративший ленивую вальяжность Мараев пыхтел, как паровоз. Как всякий кулачный боец, уделявший особое внимание рукам, он непроизвольно скрестил ноги, за что, наконец-то, был наказан - Северианов лишь слегка поддел его пятку стопой левой ноги - и Сергей Сергеевич, мгновенно потеряв равновесие, едва не упал. Однако, продолжать серию Северианов не пожелал, и господин Мараев удержал вертикальное положение. Правда, этот досадный промах ни в коей мере не вразумил заносчивого забияку, и он с удвоенной страстью бросился на Северианова. Пора кончать, понял Северианов, это уже становится попросту глупо. Легко уйдя в сторону, он захватил кулак правой руки, почти доставший его живот, и, когда рука пошла назад, слегка скрутил кисть против часовой стрелки и по диагонали в сторону противника. Совсем слегка, ломать руку не входило в планы штабс-капитана, лишь обозначить болевой приём. Сергей Сергеевич от мгновенной боли, пронзившей кисть, ничего не понял, рухнув вниз, подрубленным вековым дубом. Если и этого окажется мало, с волнением подумал Северианов, придётся вырубать его всерьёз, делать этого очень не хотелось. К чести Сергея Сергеевича, надо отдать ему должное, он понял, что продолжение поединка чревато, и с барским великодушием позволил Северианову помочь себе подняться с травы. Пот струился по лбу и щекам, Мараев тяжело дышал, Северианов же, казалось, ничуть не устал, даже пульс бился вполне ровно, не превышая допустимого числа ударов.

– Господа, вы непременно должны выпить мировую, подскочил Захар Захарович, восторженно потрясая руками.
– Это было нечто грандиозное! Древний Рим! Спартак! Гладиаторские бои!

Сергей Сергеевич с кислой миной стряхивал с пиджака мелкие травинки, морщился, словно зубы ныли противной вяжущей болью. Вяло пожимал протянутые руки, казалось, сделался ниже ростом, а всегда гордо устремленные вверх кончики усов обвисли и безвольно поникли.

– Красиво!
– одобрительно стиснул севериановскую ладонь капитан Филиппов.
– Могли сделать его сразу, причём наглухо, но пожалели этого павлина. Кстати, напрасно, он урока не усвоил, будет подличать исподтишка. Считайте, что смертельного врага поимели. А в моём лице - поклонника и почитателя. Если Вы так же стреляете - снимают перед Вами шляпу.