Дредноут
Шрифт:
— К утру от корабля ничего не останется.
— Одна пуля, — тихо подтвердил Гордон Рэнд из коляски. — Одна случайная пуля в бок — и резервуары дирижабля взорвутся.
— Чертовски верно, — кивнул блондин, тот, что стоял у лобового стекла. — Вот вам и еще одна причина поспешать. Неохота как-то находиться поблизости, когда эта махина запылает. Бабах — и лес на четверть мили во все стороны выгорел дотла, и все живое в нем.
Эрни охнул, когда черноволосый рядовой, не церемонясь, втащил матроса в повозку, так что солдат, смутившись, спросил,
— Кому-то нужна помощь? Здесь все?
— Здесь все, — подтвердил капитан. — Корабль шел не битком набит. И никто не предполагал, что позиции сместятся так далеко к югу; в Ричмонде меня уверили, что до этого не дойдет. — Он продолжал жаловаться, даже залезая в повозку к экипажу и своим бывшим пассажирам.
Брюнет-новобранец занял место возницы и взял вожжи. Его товарищ пристроился рядом, щелкнули поводья, и повозка развернулась, чтобы поехать туда, откуда прибыла. Только тогда рядовой продолжил, повысив голос, чтобы перекричать шум битвы:
— Мы держали их крепко — до нынешнего вечера. Отсекли пути снабжения, поезда из Чатти подвозили нам продовольствие и боеприпасы, а им — шиш.
Мерси не видела блондина, который первым наладил общение: он либо остался у корабля, либо отправился куда-то в другую сторону. Другой светловолосый солдат, передав поводья своему товарищу, рассматривал деревья в странный прибор, оснащенный множеством каких-то особых, наползающих друг на друга линз, о назначении которых Мерси могла только догадываться.
— Так что, собственно, произошло? — спросил капитан. — Что за прибой хлынул столь быстро, что вышиб вашу пробку?
Кучер обернулся:
— Они привели паровик. Эта штука разорвала нашу блокаду, как тесто для пирожков. На каждые полмили — по два десятка убитых. Нам просто пришлось пропустить их.
— Паровик? — переспросила Мерси. — Это что-то вроде паровоза? Не понимаю.
Блондин опустил загадочный прибор.
— Рельсы тут повсюду, пути перекрещиваются так и эдак, сплошь и рядом, и везде. Мы захватили стрелки и поставили наших парней следить, чтобы составы янки не проходили. Но потом они привели…
Его перебил новобранец:
— «Дредноут». Так они его называют.
— Наш капитан думал, что эта чертова штука на востоке, в Колумбии, охраняет столицу после нашего недавнего рейда. Но нет! Проклятые ублюдки доставили дьявольскую машину сюда, и она выкосила нас подчистую. Они вернули свои позиции меньше чем за час и теперь отжимают нас назад. Неслабо отжимают, — подчеркнул блондин, снова поднося линзы к глазам. — Чуть левее, Микки, — велел он вознице. — Не нравится мне тот дымок на востоке.
— Мы съедем с дороги.
— Это лучше, чем наскочить на артиллерию, а?
Второй пилот «Зефира», с кислым видом скорчившийся рядом с капитаном, спросил:
— Откуда вам знать, что там артиллерия? Я не вижу ни черта дальше того, что освещают фонари этой телеги.
Штурман наградил помощника капитана взглядом, означающим, что тот, мягко говоря, не самый
— Новейшая штуковина. Выглядит не ахти, но работает отлично. — Еще один взгляд через линзы — и мужчина добавил: — Кстати, огни надо погасить, а то они нас выдадут. Микки, фонари. Туши их. Туши все.
— Клинтон, Господом клянусь…
— Я не прошу тебя об одолжении, олух, — я говорю…
— Да сейчас, сейчас! — оборвал товарища Микки. — У кого второй?
— У меня, — откликнулся капитан. — И я уже прикрутил фитиль.
— Этого недостаточно, — настаивал Клинтон. — Гасите. К чертям.
Фонарь Микки уже погас, так что, когда капитан нехотя затушил свою лампу, темнота леса поглотила повозку и ее пассажиров. Лошади замедлили шаг и принялись всхрапывать, ржать и фыркать, по-своему выражая недовольство и нервозность. Микки шикнул на них:
— Цыц, вы, двое! — А людям, сидящим позади, велел: — Вы все — на пол или пригнитесь как можно ниже. Прикройте головы.
Старичок, помалкивавший до сих пор под боком у жены, неожиданно спросил, слишком громко по всеобщему мнению:
— Почему стало так темно и тихо?
Гордон Рэнд крепко зажал рот старика ладонью и прошипел:
— Потому что никому из нас не хочется сдохнуть. Так что, будьте любезны, сдержитесь, сэр.
Сдерживаться старичок, как видно, не умел, поскольку глупо захихикал, но захихикал тихо, и никто не стал его упрекать. Все скорчились, как сумели, вжимаясь в пол возка, с дребезгом катившего, подбрасывая пассажиров, по почти невидимой дороге между деревьями… а потом повозка взяла левее, съехав на еще менее заметную и еще более неровную тропу. И беднягам, чьи колени, локти и ребра бились о твердый деревянный пол, стало еще тяжелее.
Рядом взорвалось дерево, и в темноту полетели пылающие щепки размером с руку — а то и с ногу. Пожилая женщина придушенно вскрикнула, остальные еще плотнее прижались к доскам, словно желая слиться с ними.
Микки застонал. Подняв глаза, Мерси увидела что-то черное, блестящее на его лице и боку, но кучер не покинул своего места, лишь дернул поводья, хлестнул лошадей и рявкнул: «Но!»
Старичок за отсутствием руки Гордона Рэнда, которая запечатала бы ему рот, воскликнул:
— Я думал, нам нужно вести себя тихо!
Но необходимость в молчании исчерпала себя; смысла в нем уже не было никакого, лошади и повозка вернулись на основную дорогу, где езда становилась быстрее, хотя и опаснее в связи с открытым пространством. Еще одно дерево разлетелось с таким треском, будто рушился весь мир. Эхо взрыва уже утихло, но у Мерси звенело в ушах и щипало в носу от пыли и вибрации, а потом она ударилась головой, когда повозка, наскочив на камень, подпрыгнула так высоко, что при приземлении треснула задняя ось.
— О господи! — охнула Мерси. Всем распластанным по полу телом она чувствовала, как качаются, вихляют и дергаются ослабевшие колеса, усиливая тряску.