Дрейфус... Ателье. Свободная зона
Шрифт:
Разве раньше, в свидетельстве о том, что пропал без вести, не было сказано: «3 марта 1943 года отбыл из Дранси в направлении Люблин — Майданек»? Или мне это приснилось? Почему тогда здесь они не написали точно так же? Хотя бы так же?
Симона (после паузы). В свидетельстве о смерти нельзя написать «отбыл в направлении»…
Элен. Почему нельзя?
Симона. Нужно, чтоб было точнее.
Элен. Почему?
Надо было отказаться! Надо было отказаться! Нельзя в довершение ко всему соглашаться еще с этим!
Леон (вбегает с ножницами в руках). Что происходит? Что тут еще происходит? Что она натворила?
Элен. Читай! (Протягивает ему документ.)
Леон. Это еще что?
Элен. Читай!
Леон. Вот и хорошо. Вот и хорошо. Теперь ей не понадобится больше бегать по конторам, глядишь, время от времени и у нас посидит.
Элен (снова протягивая ему свидетельство). Да ты дочитай до конца!
Леон. А я дочитал. Все хорошо, все прекрасно, все печати на своих местах!
Элен. И тебя там ничего не шокирует?
Леон. Меня? Шокирует? Ты думаешь, что я в первый раз вижу свидетельство о смерти? (Хмыкает и качает головой.) Мне бы получить на эту зиму столько заказов, сколько я в своей жизни перевидал таких свидетельств…
Элен (кричит). Скончался в Дранси! Скончался в Дранси!
Леон. Ну и что? В Дранси — не в Дранси, какая разница, это ж всего-навсего бумажка!
Элен. Несчастный болван! «В Дранси — не в Дранси»! Да если это не указано в их документах, со всеми бланками, печатями и официальными подписями… Читай: Суд департамента Сена… Хранитель печати… Судья такой-то… Зарегистрировано такого-то. Засвидетельствовано тем-то… Если здесь ничего не указано, значит, никого туда не отправляли, никого не грузили в вагоны, никого не сжигали в печах. Если они все просто скончались в Дранси, в Компьене, в Питивье, то кто о них вспомнит? Кто о них вспомнит?
Леон (тихо). Вспомнят, вспомнят. Для этого не требуется бумаг. Тем более криков.
Элен. Но зачем они лгут, зачем? Почему не написать все как есть? Почему не написать: «Заживо сожжен»? Почему?
Леон. Бумажка есть бумажка. Ей она нужна, только чтобы попытаться получить пособие, больше ни для чего. Может, ей по этой бумажке и не дадут никакого пособия, скорее всего, у нее на него нет права. Но она хочет попытаться. Она хочет непременно еще побегать по инстанциям. Это сильнее ее. Ей это нравится: заполнять всякие анкеты, карточки, формуляры, водится за ней такой грех… Ничего другого эта бумажка ей не дает… Ровным счетом ничего… Документ, необходимый, чтобы получить другие документы. Только
Элен. А дети? Как они узнают? Прочтут «скончался в Дранси», и все?
Леон. Узнают, узнают. Узнают больше, чем надо!
Элен. Конечно, по-твоему, чем меньше знаешь, тем лучше спишь…
Леон. Те, кому следовало бы знать, не узнают никогда. А мы — мы и так уже много знаем, слишком много…
Элен. Кому же, по-твоему, следовало бы знать?
Леон (помолчав, сквозь зубы) Другим.
Элен. Каким таким другим?
Леон. Хватит голосить, здесь ателье, здесь люди работают. Работают, а не занимаются философией… (Симоне.) И ты тоже… убери все это… разложила зачем-то свои бумаги… Тут пособий не выдают, тут работают, и точка. И обходятся без свидетельств и разных там выписок!
Элен. Прекрати на нее орать, это я ее попросила показать.
Леон. А ты кто такая? Следователь, поверенный, адвокат, министр по делам ветеранов и жертв войны? Болтаешь языком, будто можешь решить какие-то проблемы. Лучше о моих проблемах подумай, если у тебя есть свободное время, а потом уже чужими занимайся…
Элен. А какие у тебя проблемы?
Леон. У меня? Никаких! Я счастлив! Так счастлив, что просто подыхаю от счастья! «Какие у меня проблемы, какие у меня проблемы»… А кто, по-вашему, мадам, обо мне вспомнит? Кто, по-твоему, вспомнит, а?!
Все нормально?
Симона (пожимает плечами с безучастным видом, будто происходящее здесь ее не касается). Нормально…
Леон. Ну, ну… (Выходит.)
Сцена восьмая
Собрание
Леон (снимая пиджаки с вешалок-перекладин, расположенных в глубине мастерской и над гладильным столом, обращается к гладильщику Жану). Ты можешь сегодня задержаться подольше?
Жан. Я ухожу в шесть тридцать…
Леон. «В шесть тридцать». Ты что, заделался чиновником?
Жан. Сегодня у нас что, пятница?
Леон. Так точно, пятница, канун субботы.
Жан. По пятницам я всегда ухожу в шесть тридцать: у меня собрание.
Леон. У тебя в пятницу вечером собрание, а мне в субботу утром нужно доставить готовую продукцию!