Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи
Шрифт:
Сержант же сидел, как и сидел, даже не пытаясь подняться. Казалось, его, вообще, ничто не волновало.
Когда же в проходе раздались шаги и появилась его спутница, лениво мазнул по ней взглядом, и снова уткнулся в окно. Женщина же села на свое место и принялась вытирать платочком руки. Испачкалась, похоже.
Хутор Песочное близ Кубинки, расположение 101-го стрелкового полка 32ой Краснознаменной стрелковой дивизии
1 декабря
Блиндаж. Несмотря на тридцатиградусный
— И все-таки не нравится мне все это шевеление, — бормотал он, снова и снова водя карандашом по позициям своего полка. — Выдюжим, конечно, но сколько еще?
Немец последнюю неделю пёр вперед, как сумасшедший. Бросал в бой пехоту, бронетранспортеры, танки, не считаясь ни с какими потерями. А его 101-ый полк ведь держал самое, что ни на есть, танкоопасное направление. Тут место ровное, как доска. Их оборону пройди, и катись себе до самой Москвы.
— Вроде и закопались, как кроты. Ходов нарыли столько, что дивизию укрыть можно, а еще место останется. Черт, а все равно тошно…
Тревожно было и от неизвестности. Последние дни в воздухе витали странные слухи, которые никто толком ни опровергал, ни подтверждал. С одной стороны, комдив на каждом из совещаний «долбил», что у немца на их участке сконцентрированы сильные резервы, которые он только-только собирается вводить в бой. Где-то там за линией фронта «прячется» не меньше двух танковых батальоном. Огромная сила по меркам их обессиленной дивизии. Если нанесут неожиданный удар, то смело можно похоронки на всех писать.
С другой стороны, при штабе начали осторожно «болтать» о наступлении. Вроде бы даже были тому некоторые свидетельства. Кто-то где-то уже свежие сибирские части видел, слышал про целые эшелоны новейших танков. Хотелось во все это, конечно, верить, но опасно. Успокоишься, варежку разинешь, и все, каюк!
— Пошарить бы на той стороне, — Захаров задумчиво уставился на гудевшую буржуйку. — Вдруг что-то заметят. Хоть какая-то ясность будет…
К сожалению, с разведкой было туго. За месяц почти непрерывных боёв от полковой разведки остались «рожки да ножки». Одни на время выбыли по ранению, другие — по смерти навсегда. В итоге, в расположении полка остался «зеленый» младший лейтенант на должности командира разведвзвода и пара бойцов-старожилов только-только после госпиталя. Ставить им какую-то серьезную задачу, только на верную смерть посылать.
— Хм, вспомнишь тут Лешего…
Сам не ожидая от себя, вспомнил сержанта Биктякова, прозванного Лешим. За этот неполный месяц столько «воды утекло», что странный сержант казался уже размытой, полузабытой фигурой, словно его и не было вовсе.
— Сгинул поди, чертяка… Эх.
Взгрустнулось. Каким бы не был ершистым и с «тараканами», сержант всегда был надежным, как скала. На него в любом деле можно было положиться. Только поставишь задачу, а он уже на задание уходить собирается. Кажется, что в радость ему за линию фронта ходить
— А может и в радость.
Достал фляжку, плеснул в кружку немного спирта. На донышке совсем, для запаха больше. Помянуть надо, ведь точно сгинул.
— Хороший боец был… Если бы таких было побольше, то не нас бы немцы гнали, а мы бы их…
Выдохнул, и резко опрокинул кружку. От ядреного спирта аж в глазах искры пошли, пока не отдышался толком.
— Вот летуны… Спирт у них просто огненный.
Только в глазах прояснилось, а полог на входе шевельнулся. Снаружи строгий голос часового послышался. Похоже, пришел кто-то.
— Товарищ полковник, к вам э-э-э… — в землянке возник боец с таким растерянным видом, что у Захаров даже внутри что-то ёкнуло. Неужели случилось что-то. — Дык, сержант Биктяков пришел.
А вот тут пришел черед полковника челюсть от удивления придержать.
— Что? Сержант Биктяков? Ты в своем у…
Полог из плащ-палатки снова шевельнулся, и внутрь стал спускаться тот,, кого Захаров только что уже помянуть успел.
Мать твою, в самом деле Биктяков, — выдохнул он, цепляясь в края стола. — Ты как, вообще, здесь оказался? Тебя ведь с собаками искали. Все на ушах стояли. Весь особый отдел фронт тут носом землю рыл, нас каждый день по два-три раза на допрос тягали. А ты вон какой молодец…
Тут его взгляд остановился на наградах, золотом сверкавших в свете масляной лампы.
— Ничего себе, целый иконостас! Два ордена, две медали! Золотая Звезда…
Из расстегнутой шинели, и правда, выглядывала Звезда Героя Советского Союза.
— Подожди-ка, ты вернулся что ли? В полк? — до полковника, наконец, дошло, почему сержант появился в его землянке. — А все это как же? — Захаров кивнул на потолок, намекая на известные обстоятельства. — Ты не сбежал, часом?
Полковник прищурился, внимательно вглядываясь в каменное лицо парня. Ведь, сержант и не такое провернуть может. Ему из-под ареста сбежать, что цигарку выкурить.
— Прибыл для дальнейшей службы, — с этими словами Биктяков протянул ему какой-то листок, сложенный в несколько раз. — Вот документ.
Нацепив очки, Захаров взял листок, развернул его и начал читать.
— Это же… — Захаров больше ничего не произнес, громко клацнув зубами, когда закрывал рот.
— Мне бы туда, товарищ полковник, — сержант кивнул в сторону линии фронта. — Нужно…
Глава 42
Все…
Подготовка к контрнаступлению проходила в обстановке полнейшей секретности, чтобы исключить любую возможность попадания сведений о планах командования врагу. Конечный замысел был известен лишь пяти — шести людям из высшего военного руководства, куда входили сам верховный главнокомандующий Сталин, начальник генерального штаба Шапошников, командующий Западным фронтов Жуков и командующие резервными армиями, принимающими непосредственное участие в организации удара. На уровень командующих фронтами транслировалась лишь самая общая информация, из которой было сложно понять, в каком месте и какими силами готовилось контрнаступление.