Друг стад

Маккормак Джон

Свернув на короткую подъездную дорожку и выруливая к симпатичному кирпичному особнячку, я разглядел кобылу: она стояла у подсобного строения между конюшней и домом. Рядом с ней, тыкаясь мордой в вымя, топтался жеребенок. Глядя сквозь ветровое стекло, я со всей очевидностью убедился: кобыле приходится несладко. Она понурила голову, туловище ее оцепенело, и даже хвост не ходил ходуном туда-сюда, как это водится, особенно в сезон мух. Даже когда с заднего крыльца сбежал Джеймс, я так и не отвел взгляда от недужной лошади, жадно высматривая хоть какой-нибудь знак, поспособствовавший бы мне в диагностике. Но нет, долгожданный свет не воссиял! Перекинувшись с Джеймсом

парой шуток, я попросил его рассказать о кобыле подробнее.

– Ну, это кобылка для состязаний на короткие дистанции, годков ей восемь-десять; на нашей ферме она вот уже второй раз как приносит жеребенка. До сих пор ничем не хворала, насколько мне известно, - сообщил Джеймс.
– Сегодня утром гляжу: пытается попить из корыта, да только ничего не заглатывает, - видно ж, по шее-то складочки не пробегают. Потом погрузила морду в воду до середины, думала, может, так получится; но едва отошла от корыта, вода из пасти так и хлынула. В жизни никогда такого не видел. А еще, Док, с глазами у нее что-то неладно.
– Наблюдательный скотовод всегда подметит такие мелкие детали, равно как и необычное поведение, и перепады аппетита, и то, что в определеннй час животное оказалось не в привычной части пастбища.
– У соседа моего не так давно с кобылой было вот точно то же самое; чем-то подавилась, бедолага.

– Как ее зовут?
– спросил я, поглаживая лоснящуюся шею.

– Да мы ее Фанни кличем, - отвечал Джеймс.
– Сам не знаю, почему; только вот привязались мы к ней.

Очень скоро я уже с головой ушел в рутину осмотра. Температура оказалась повышена градуса на три, но пульс и дыхание участились лишь самую малость. Кобыле было жарко, она вспотела, и, прослушав грудь стетоскопом, я выявил странные стуки. "Верно, у нее икота", - подумал я про себя, хотя отродясь не слышал, чтобы лошадь страдала этим раздражающим недугом. Сдвинув брови и сощурившись, я шагнул назад и, уставившись на пациентку, принялся размышлять над вероятностью икоты. Кобыла тоже свела брови и косила глазом, словно и она глубоко погрузилась в мысли. Она пускала слюни, и в горле у нее что-то клокотало, точно при попытке сглотнуть. Хотя типичной картине болезни все это не вполне соответствовало, я убедил себя, что лошадь, скорее всего, и в самом деле подавилась.

– Какая-то она тревожная, - встрял Джеймс. И попал в самое яблочко. Лошадь и впрямь казалась встревоженной и обеспокоенной не на шутку. Под влиянием запоздалой мысли я вернулся к кобыле и, успокоив ее несколькими ласковыми словами, ощупал ее вымя на предмет мастита или отека.

– В чем-в чем, а молоке у Фанни недостатка нет, верно?
– отметил я.

– Ага, доится, прям как корова. Одному жеребенку с таким количеством и не управиться, - отвечал Джеймс.

– Ну, давайте-ка введем ей в глотку вот эту трубку и посмотрим, не застряло ли чего внутри, - предложил я.

Джеймс придерживал голову пациентки, мягко ее увещевая, а я принялся вводить трубку восьми футов длиной и три четверти дюйма в диаметре через нос и в зев. Однако трубка то и дело попадала в трахею, - кобыла упорно отказывалась сглотнуть, или просто не могла. Наконец, после нескольких попыток и неоднократного вращения, трубка проникла-таки в грудной отдел пищевода, где я ощутил некоторое сопротивление, но затем скользнула точнехонько в желудок, как ей и полагается.

– Ну что, Док, прочистили вы ее?
– спросил Джеймс, следя, как я вынимаю трубку.

– Ощущение такое, будо что-то такое застряло у нее у самого желудка, но, кажется, я эту штуку протолкнул, -

отвечал я.

– Вот и славно, вот и славно, - отозвался Джеймс.
– Мне эта кобылка вроде как прикипела к сердцу, хотя толку с нее - только сено зря переводит. Верно, старушка?
– проговорил он, любовно похлопывая кобылу по холке и заглядывая в ее встревоженные глаза. Может, Джеймса Брайанта я и убедил в том, что все в порядке, однако себя - нисколечко. Впрочем, Джеймс обещал перезвонить мне на следующий день и сообщить, как обстоят дела.

По пути домой я снова и снова прокручивал в голове симптомы, понимая: что-то я безусловно упустил. Я знал, что непременно определю, в чем беда, и разгадка окажется до крайности простой. И я готов был поклясться: лошадь вовсе не подавилась, проблема совсем в другом; ведь застрявший комок пищи так легко не проталкивается, да и икотой такие пациенты не страдают. Я подумал, а не позвонить ли кому-нибудь из профессоров моего ветеринарного колледжа и не проконсультироваться ли с ним, но побоялся, что надо мной просто посмеются - сперва в телефонную трубку, а потом и на ближайшем собрании факультета.

"Глубокоуважаемые коллеги-ветеринары, - надо думать, скажет профессор своим чопорным собратьям, рассевшимся вокруг гигантского смотрового стола, - не помнит ли кто-нибудь из вас недавнего выпускника по фамилии Маккоркл или, может статься, Маккормак?
– Большинство покачает головами: дескать, не припоминаем!
– Этот юноша позвонил мне нынче утром с самым что ни на есть дурацким вопросом касательно асфиксии у лошади".

"Сдается мне, я его помню, - промолвит в ответ какой-нибудь там полный профессор12.
– Абсолютно в лошадях не разбирался; всегда предпочитал крупный рогатый скот и охотничьих собак. Не надо было вручать ему диплома: пусть бы еще хотя бы с годик поработал в конской клинике доктора Вона". Я судорожно сглотнул и побледнел при одной мысли о том, чтобы бинтовать ноги лошадям, проворно уворачиваясь от во все стороны бьющих копыт, еще триста шестьдесят пять дней. Нет уж, в университет за консультацией я обращаться ни за что не стану!

Прибыв в клинику, я объехал здание кругом, вошел через псарню и, точно пчела к улью, устремился к учебникам, по-прежнему сваленным на полу в операционной. Может, успею по-быстрому просмотреть то, что нужно, прежде, чем Джан обнаружит, что я прокрался через черный ход. Беглый просмотр последнего издания "Конской медицины и хирургии" ничего не дал, равно как и "Хирургия крупных животных" Франка. Наконец, в качестве последнего средства, я взялся за древний истрепанный том без обложки, изданный в 1800 годах неким доктором Уильямсом, перелистал его до конца и принялся водить указательным пальцем вниз по пыльным страницам, осыпающимся по краям, просматривая алфавитный индекс в поисках слова или фразы, описывающих то, что я наблюдал своими глазами двадцать минут тому назад. В самом низу одной из страниц я прочел: "Спазм диафрагмы". Не здесь ли - причина "икоты" кобылы?

Самые пустячные подробности для ветеринаров значат очень много, особенно когда с пациентами дело обстоит не то чтобы лучшим образом. И вот, волнуясь, точно студент-старшекурсник на пороге научного открытия, я торопливо перелистнул страницы ближе к началу книги, ища параграф, описывающий проблемы с диафрагмой. Я пожирал взглядом устаревшие обороты и изящно сформулированные фразы с энтузиазмом новичка, и недели не проучившегося в ветеринарном колледже. Примерно в середине страницы я отыскал строчку, - не строчку, а сущее сокровище!
– которое искал так жадно.