Другая сторона доллара
Шрифт:
— Что ты написала?
— Только то, что Томми жив.
— Ты хорошо поступила.
— Но я нарушила обещание. Он сказал, чтобы я никому не говорила, особенно его родителям.
— Обещания иногда приходится нарушать, если этого требуют более высокие соображения.
— Что вы имели в виду?
— Его безопасность. Я боялся, что Том мертв. Ты абсолютно уверена, что разговаривала с ним?
— Я не вру.
— Я хотел сказать, ты уверена, что это был не самозванец и не магнитофонная запись?
— Уверена. Мы разговаривали друг с другом.
— Что он сказал?
Она
— Это будет правильно, если я расскажу вам, даже если я и обещала?
— Было бы только хуже, если бы ты не рассказала. Ты же сама знаешь! Неужели ты проделала весь путь сюда, чтобы ничего не сказать?
— Нет. — Она едва заметно улыбнулась. — Он не много сказал мне, и ни слова о похитителях. Во всяком случае, сам факт, что он жив, очень важен, правда? Он сказал, что чувствует себя очень виноватым из-за того, что я беспокоилась о нем, но он в тот момент ничем не мог мне помочь. Затем попросил принести ему немного денег.
Я успокоился. Раз Том нуждается в деньгах, значит, он не принимал участия в дележе выкупа.
— Сколько денег он просил?
— Столько, сколько я могла бы достать. Он знал, что это будет не очень большая сумма. Я заняла немного у знакомых в клубе и на пляже. Секретарша в клубе дала мне сто долларов, она знает, что я верну. Я взяла такси и поехала к автобусной остановке.
Я нетерпеливо прервал ее:
— Ты встретилась с ним в Лос-Анджелесе?
— Нет, мы договорились встретиться у автобусной станции в Санта-Монике. Но автобус на несколько минут опоздал, и я могла разминуться с ним. Он говорил по телефону, что не может встретиться со мной раньше вечера. Если мы не увидимся, то я должна встретить его завтра вечером. Он сказал, что может только вечером.
— Он не сказал, где остановился?
— Нет. В этом-то и беда. Я ходила возле станции около часа, затем пыталась дозвониться вам, потом приехала на такси сюда. Мне надо было где-то провести ночь.
— Все правильно. Плохо только, что Том не позаботился об этом.
— Он, возможно, занят другими делами, — сказала она, явно защищая его. — У Тома ужасные времена.
— Он сам сказал тебе?
— Я могла понять это из того, как он разговаривал. У него был голос очень огорченного человека.
— Огорченного или напуганного?
Она опустила голову.
— Много хуже, чем напуганного. Но он об этом ничего не сказал. Он не говорил о том, что случилось. Я спросила, все ли с ним в порядке, вы понимаете, физически в порядке, и он ответил, что да. Я спросила, почему он не вернулся домой. Он ответил, что у него счеты с родителями. Только он их назвал «антиродители». Он сказал, что они вряд ли дождутся момента, чтобы вернуть его обратно, в школу в «Проклятой лагуне». — Глаза ее неожиданно потемнели. — Я сейчас вспомнила, что мне приснилось перед тем, как вы разбудили меня. Томми был в этой школе, и они не впускали меня туда, чтобы повидаться с ним. Я ходила под окнами, старалась как-нибудь войти. И отовсюду на меня смотрели злобные лица.
— Эти лица не злобные. Я был там.
— Да, но вас не запирали там. Томми сказал мне, что это жуткое место. Его
— Я тоже, Стелла. Но в данных обстоятельствах он должен вернуться домой. Ты понимаешь, о чем я?
— Думаю, что да.
— Было бы очень неприятно, если бы сейчас с ним что-нибудь случилось. Ты ведь не хочешь этого?
Она покачала головой.
— Тогда ты поможешь мне вернуть его?
— Поэтому-то я и приехала. Я не стала сообщать в полицию. Но вы ведь совсем другой? — Она дотронулась до моей руки. — Вы не позволите вернуть его в «Проклятую лагуну»?
— Это не должно случиться. Думаю, у меня будет возможность помочь ему. Если Том нуждается в лечении, он может пройти его амбулаторно.
— Он не болен!
— Но у его отца, должно быть, была причина поместить его туда. Что-то случилось в то воскресенье, только он не хочет сказать, что именно.
— Это случилось еще задолго до воскресенья, — проговорила она. — От него отвернулся отец, вот что случилось. Томми не какой-нибудь «волосатик», он предпочитает музыку охоте и прогулкам на яхте. За это отец и отвернулся от него. Все очень просто!
— Не так просто, но не будем спорить. Прости меня, Стелла, но я должен позвонить.
Телефон стоял на письменном столе. В записной книжке я нашел номер Сюзанны Дрю. Она ответила быстро.
— Алло.
— Лью Арчер. Ты очень оживленно отозвалась для трех часов ночи.
— Я не спала, лежала и размышляла. И в моих размышлениях относительно разных людей нашлось место и для тебя. Кто-то говорил, не помню кто, кажется Скотт Фитцджеральд, что в самых темных закоулках души всегда три часа ночи. У меня другое мнение на этот счет. Самые темные закоулки души всегда раскрываются в три часа ночи.
— Эта мысль обо мне так угнетающе подействовала на тебя?
— В некотором смысле — да, в другом — нет.
— Ты говоришь загадками, сфинкс.
— Как мне и положено, Эдип. Но это вовсе не ты виноват в моем подавленном настроении. Это идет издалека.
— Не хочешь ли ты рассказать мне об этом?
— В другой раз, доктор. — Она заговорила очень игриво. — Ты ведь позвонил мне в такой час не для того, чтобы поинтересоваться моей биографией?
— Нет, хотя мне все еще любопытно, кто же звонил тебе тогда.
— Ах, вот почему ты позвонил! — В ее голосе появилось раздражение, грозящее перейти в настоящую злость.
— Нет, я звоню не поэтому. Мне нужна твоя помощь.
— Действительно? — Она была удивлена, и тон разговора стал снова более теплым. Однако она настороженно спросила: — Ты имеешь в виду, чтобы я рассказала тебе все, что знаю, или что-то в этом духе?
— У нас нет на "это времени. И к тому же, я думаю, это происшествие уже исчерпано. Но сейчас мне необходимо уехать, а ко мне забрела очень хорошенькая школьница по имени Стелла. — Я говорил так, чтобы меня одновременно слушали и девочка в комнате, и женщина на другом конце провода. И делал это потому, что вдруг понял, что обе они, девочка и женщина, — два самых моих любимых человека. — Мне нужно безопасное место, где бы она смогла провести ночь.