Другая жизнь. Назад в СССР
Шрифт:
— Очень хорошие рисунки. Сам рисовал?
— А то кто же?, — буркнул я и, разведя руки, сказал: — Таких плакатов, извиняюсь, нет. Мы просмотрели все с Валеркой.
— Каким Валеркой? — заинтересовалась завуч. — Комсоргом, небось?
— С ним, и что?
— Не «чтокай», мне! Родителей вызову!
— Это за что? — возмутился я. — За то, что я решил вашу тупую и политинформацию немного оживить и привлечь к ней внимание школьников? Да… Да…
Моему возмущению не было границ и я едва не расплакался. Я стал искать
— Ты — молодец. И твоя инициатива обязательно будет отмечена райкомом комсомола. Как и твоя газета, которая поедет в Москву на всесоюзный конкурс школьных стенных газет. Произведёт ли она там фурор, не известно, но у нас в крае она заняла первое место. За это краевым комитетом комсомола ты будешь поощрён путёвкой в пионерский лагерь «Океан».
— В пионерский лагерь? — удивился я и скривился. — Я уже не пионер.
— Туда не только пионеры направляются, но и комсомольцы, награждённые за различные заслуги.
— Не-е-е… В пионерский лагерь я не поеду. Что я там не видел? Море? Так его везде полно.
— Вот видите!? А я вам говорила! — вставила директриса.
— Ты не понимаешь, — не обращая на неё внимание продолжил меня искушать «гость». — Там как раз и нужны ребята, которые хорошо знают наш край. Чтобы рассказать, показать, помочь, наконец, руководителям. А может и организовать какую-то с приезжими ребятами работу. Там нужны будут такие художники, как ты. И… Политинформаторы, правильно понимающими политику партии. А ты, я смотрю, всё правильно понимаешь. Ты — молодец.
Я вздохнул, а он оглядел учителей, завуча и остановил свой взгляд на директоре.
— Райком партии согласовывает этот стенд. Мы, товарищи, должны поощрять инициативу снизу.
— О, как! — подумал я. — Целый партийный вождь.
— Я, кстати, приехал вручить тебе Диплом крайкома ВЛКСМ. Решил сам с тобой познакомиться.
Он открыл портфель и вынув листок белого картона с флагами гербом и какими-то надписями и передал его мне. На нём было типографски отпечатано «Диплом», «участнику краевого конкурса» и написано от руки «школьных стенных газет»…
— Спасибо, — сказал я, не рискнув сказать: «Служу Советскому Союзу», а мысль такая мелькнула, хе-хе… Не поняли бы они меня.
— Спасибо, — повторил я, едва сдерживая подкатывающие к глазам слёзы.
Он похлопал меня по плечу и, обращаясь к директору, спросил:
— Где можно посидеть и пообщаться.
— У меня в кабинете, — сказала директриса.
— Да здесь можно, все уже разошлись. Уроки…
Учителей, действительно, в учительской не осталось.
— А я посижу, вдруг, что понадобится.
— Спасибо, но не хотелось отвлекать и вас от работы, — с тонким намёком на толстые обстоятельства сказал «гость».
— А вы кто? — вдруг спросил я. — И зачем
— А я не представился? — удивлённо спросил «гость». — Извиняюсь! Я секретарь краевого комитета КПСС Волынцев Алексей Аврамович.
— Волынцев? — переспросил «внутренний голос» и запустил поиск по своим базам данных.
— Ого! Так он тридцать шестого года рождения!
— Чего у тебя только в «закромах» нет! — удивился я. — Вот он тебе, зачем был нужен?
— Э-э-э… Так, э-э-э… Листал, наверное, список краевых руководителей. Вот и осталось в памяти…
— Хорошо сохранился дядька, — сказал я. — Как мой отец по возрасту, а выглядит тридцатилетним огурцом.
— Работа такая. Только… Зачем ему ты? Стенные газеты — это идеология и пропаганда — прерогатива третьего секретаря.
— Да? — удивился я. — А какая разница? Первый, второй, третий… По порядку рассчитайсь! Хе-хе…
— Аккуратнее с ним смотри, не расслабляйся.
— Так зачем вам со мной разговаривать? — спросил я, не слушая 'внутренний голос.
— Анкету заполнить надо. Для участия во всесоюзном конкурсе…
— Ого-го, — снова удивился «предок». — Ой, неспроста он пришёл! Целый второй секретарь. И, между прочим, — будущий первый секретарь крайкома…
Все оставшиеся учителя, завуч и директор вышли.
— Он не сказал, какой он секретарь, — заметил я. — Может он, как раз сейчас, за идеологию и отвечает.
— Может быть, может быть…
Волынцев «пытал меня» до конца урока, заполнив пять листов писчей бумаги с отпечатанными на них вопросами. Удивительно, но и этих листов едва хватило для описания моей биографии, характеристики и того же самого про моих родителей.
— Скорее всего, тебе придётся в Москву ехать в сопровождении кого-нибудь из родителей.
— Мне уже шестнадцать лет, и я могу ездить без взрослых.
— Да? — он посмотрел на дату моего рождения. — А! Ну, да… Ну, и хорошо.
В анкете спрашивалось, например, что я имел ввиду, рисуя картинки в «газете», посвящённой «9-му мая».
Но мне показалось, что крайкомовец хотел проверить меня на то, как я поведу себя в присутствии представителя партийной номенклатуры, смогу ли общаться с вышестоящим по возрасту и иерархически, смогу ли свободно отвечать на вопросы…
Благодаря моим знаниям и внутреннему возрастному сдвигу, я чувствовал себя с ним совершенно спокойно и общался с ним свободно.
— Говорят, ты перенёс серьёзную травму головы, и несколько месяцев пролежал в коме… Как ты себя сейчас чувствуешь?
— Нормально.
— Голова не болит?
— Уже давно!
— Ты стал лучше учиться…
— Стал. Видимо мозги встали на место. Когда лежишь недвижимый, о многом думаешь. В том числе, и об утраченных времени и возможностях.
— Тебе сейчас нельзя заниматься спортом и ты придумал какую-то гимнастику…