Другая жизнь. Назад в СССР
Шрифт:
Статья была названа: «Бойня на площади Таксим, или Кровавый Первомай». Там я чертёжным шрифтом написал, что «В праздновании дня труда принимало участие около пятисот тысяч человек. Но собравшиеся на площади мирные демонстранты были обстреляны неизвестными. По словам свидетелей, огонь вёлся с крыши здания, принадлежавшего компании, занимавшейся водоснабжением, и отеля Мармара, самого высокого здания в Стамбуле. После обстрела полиция попыталась разогнать собравшихся на площади, используя тяжёлую технику и водомёты. Вследствие обстрела и действий полиции на площади возникла
Об этом событии средства массовой информации СССР не сообщали. Мой «предок» принял эту из радиоприёмника, настроенного на какую-то Сингапурскую радиостанцию и «вспомнил» про него, покопавшись в своих «закромах». Вот я и написал, не подумавши о последствиях.
А последствия грянули сразу же, как только я на большой перемене принёс стенд из дома.
— Что это? — спросила, попавшаяся мне на беду, завуч.
— Стенд Агитпропа, — сказал я гордо, снова полагая, что меня обязательно похвалят за инициативу и приложенный, не побоюсь этого слова, титанический труд.
— Вижу, что не портрет. Откуда ты его несёшь?
— Из дома. Я его сам сделал. — в моём голосе звучала гордость.
— А ну покажи! — приказала Анна Гавриловна.
Я поставил конструкцию. Завуч вгляделась в изображения, а потом в текст, и покраснела.
— Ты, Шелест, что, головой ударился? — спросила она меня.
— Да, а что? — сказал я, понимая, что что-то сделал не то.
— Ой, прости! — вдруг осознала свою оплошность она. — Вырвалось как-то.
— У вас оно всегда вырывается. Одно и то же.
— Ты, это, не дерзи! — снова построжела она. — Кто тебя надоумил такой стенд сделать?
— Никто! Я сам! А что в этом плохого?
— Ты не понимаешь? — она оглянулась на собирающихся вокруг школьников. — Пошли в учительскую.
В учительской мне сказали, что я — жалкая, ничтожная личность, возомнившая себя великим художником-оформителем, что все агитационно пропагандистские стенды согласуются с райкомом и выше. И что вообще рекомендовано отсебятиной не заниматься а вешать на стенды плакаты, отпечатанные в типографии. И они у нас есть.
— А что же вы не вешаете? — спросил я.
Тут поднялся такой ор, в который включились и другие учителя, что мне захотелось куда-нибудь провалиться. Но под учительской находился кабинет директора, и, вспомнив об этом, мне проваливаться расхотелось. На грех, директор пришла сама, а вслед за ней, вошёл молодой мужчина в сером пальто и синем костюме. И тут я понял, что мне кранты.
Понял, когда увидел, как поднялись брови у Светланы Яковлевны, когда она прочитала мою заметку.
— Ты откуда узнал о первомайских событиях в Турции? — спросила она, почему-то искоса бросив взгляд на пришедшего с ней мужчину.
Брови вскинулись и у пришельца.
Я пожал плечами.
— Из радио.
— Голос Америки слушаешь? — тихо и зловеще произнесла директриса.
— Совсем нет, — покрутил я головой. — Какая-то радиостанция
Директриса повернулась к гостю.
— Вот видите? — спросила она. — Я вас предупреждала.
Глава 22
— Вопрос, конечно, интересный, — проговорил «гость» уверенным «хозяйским» тоном. — А какие радиостанции ты слушаешь?
— Здравствуйте, — поздоровался я.
«Гость» хмыкнул и поздоровался со мной персонально:
— Здравствуй, — и, оглядев присутствующих учителей, поздоровался со всеми. — Здравствуйте товарищи.
После этого он с улыбкой и с интересом, как на забавное насекомое посмотрел на меня, явно ожидая ответ на поставленный ранее вопрос.
— Я слушаю все подряд новости. О том, что нельзя слушать радиостанцию «Голос Америки», я слышал от отца. Я и не слушаю. Понятно, что на русском языке враги вещают для нас и часто врут. Но на английском языке они передают для своих граждан. Тоже, наверное, обманывают их, но, думается мне, немного по-другому.
— Думается ему! — возмутилась директриса. — Рано о таких вещах рассуждать. Что сказано, то и делать должен.
— Я — ответственный за проведение политинформации в школе. Поэтому сам должен быть в курсе мировых новостей.
— Что в советских газетах и журналах пишут, о том у нас и политинформация. И не надо выдумывать осебятину.
— А какая тут «отсебятина»? — возмутился я.
— Ну, ты читал об этом событии в нашей прессе? — спросила директриса.
— Ну… Нет… Но наши СМИ, порой, не сразу некоторые новости публикуют. ТО ли не хватает эфирного времени, то ли срабатывает инерция согласования, но событие уже свершилось, а некоторые из них желательно подавать свежими. ЦРУ устроило провокацию! Расстреляло участников Первомайской демонстрации!
— Почему ты считаешь, что это ЦРУ? — заинтересовался «гость». — Об этом по радио говорили?
— Нет, — стушевался я. — По радио сказали, что демонстранты сами устроили перестрелку друг с другом, но ведь это — бред.
— Так кто тебе сказал про ЦРУ? — дожимал меня человек в сером пальто.
— Никто! Я сам понял! — с вызовом в голосе сказал я.
На самом деле, про ЦРУ «предок» выкопал в своей «куче всего» по контексту новости.
— Это, конечно, неплохая версия, но о том, что в инциденте на площади Таксим замешано ЦРУ, или иные спецслужбы, ни в зарубежных, ни в наших средствах массовой информации не сообщалось. И получается, что ты вводишь всех в заблуждение.
— Никого я не ввожу в заблуждение. Здесь написано: «Имеются предположения…».
— Да? Ну, ка позвольте прочитать?
Гость протянул руку к небольшому листу ватмана, на котором уместился текст и серия рисунков в стиле Битструпа с микроавтобусом с надписью УРУ из которого выходят люди с длинными чемоданами, с видом с крыши на демонстрацию со снайперами и человеком указывающим им цель, с демонстрантами, обстреливаемыми с крыши высокого здания и снова с машинами в которые снова садятся люди с чемоданами.