Другая жизнь
Шрифт:
– А я рада, что она умерла, – сказала Флика.
– Флика, не смей такое говорить. Никогда. Ни о ком. Это отвратительно.
– Что в этом отвратительного? Мозг Терри Шиаво давно умер, от нее никому никакой пользы. Она была жирная, не могла ходить, только ворочалась в постели.
– Значит, теперь надо уничтожить всех полных людей?
– Я уверена, если бы эта женщина знала, во что превратится, она сама бы выдернула вилку.
– Не нам судить, что хорошо, что плохо, – сказала Кэрол, – и что люди думают, когда уже не могут говорить. Человеческая жизнь – это святое, какой бы она ни была.
– Ничего в этом
Флика определенно хотела завести мать еще больше, чтобы та не сдержалась и перешла все грани; это был негласный сговор между Фликой и отцом, оба умирали от желания увидеть Кэрол вышедшей из себя. Кэрол никогда бы не позволила себе такое поведение, чтобы не «расстроить» дочь. Хотя все замечания родителей, кажется, только и нужны для того, чтобы расстроить ребенка. Если этого не добились, значит, цель не достигнута. Но как могла Кэрол быть строгой матерью, когда она больше всего боялась, что установка строгих границ и правил может вызвать у больного СВД анафилактический шок.
– А ты? – холодно спросила Кэрол. – Ты бы хотела, чтобы кто-то раздавил тебя, как жука?
Флика знала, что этого лучше не говорить, однако сняла очки и потерла глаза.
– Иногда я ощущаю себя жуком. Не понимаю, почему жизнь считается чем-то прекрасным. Мне она кажется гадкой и отвратительной. Честно говоря, я с трудом ее терплю. Терри Шиаво повезло.
Если бы у Флики не было СВД, Кэрол наверняка дала бы ей пощечину. Но Флика была больным ребенком.
– Жизнь прекрасна по сравнению с альтернативным состоянием, – предположил Джексон.
– Откуда ты знаешь? – спросила Флика. – По мне, так «альтернативное состояние» звучит лучше.
– Милая, ты устала, – сказала Кэрол. – Пойдем спать.
– Да, я устала, – фыркнула дочь в ответ. – От всего. От этих нежностей. Капель в холодильнике, оттого, что не могу нормально гулять по школьным коридорам…
– Нам пришлось вести долгие переговоры с министерством… – начала Кэрол.
– Я знаю, это «невероятная удача», что они согласились за нее платить, но каково мне с ней? Лаура – полная дура и ходит за мной по пятам. Не дает вздохнуть. Она все время боится, что я споткнусь или начну задыхаться, а ее выставят виноватой. Всегда называет меня «дорогуша» или «тыковка», а меня это раздражает. Мне надоело спать с оксиметром на пальце. Постоянно слушать идиотское пищание. Его сигнализация орет на весь дом и всех будит. А в большинстве случаев со мной все в порядке, просто прибор сошел с ума. Сколько можно спать с кислородной маской на лице. Я даже не могу перевернуться на живот, потому что оттуда торчит трубка. Приходится всегда заводить будильник на час ночи и на четыре утра…
– Послушай, – попытался перебить ее Джексон, – мы тебе говорили…
– Я уже слышала, что вам «приятно заполнять мешок едой». Но я больше так не хочу! Я хочу, чтобы в доме все спокойно спали! Вы не высыпаетесь годами. Вскакиваете среди ночи, потому что надо дать ребенку еще баночку питания. Все равно что ездить на разваливающейся машине, у которой постоянно течет масло. Дело в том, что я сама от этого устала. От всего этого дерьма.
– Конечно, это все дерьмо! – воскликнул Джексон, обнимая дочь; она такая тоненькая и хрупкая, что
Порой Флика и сама забывала, что ей уже шестнадцать, и сейчас она прижалась к отцу, он подхватил ее на руки и понес наверх.
* * *
– Не переношу, когда она говорит такие вещи, – сказала Кэрол, когда они ложились в постель. – Понимаю, она не хотела сказать ничего плохого, возможно, она в в таком настроении после клонопина или депакота. Они оба вызывают «суицидальные мысли», таков побочный эффект. Она и сама не понимала, что говорит, но тем не менее мне очень неприятно.
– Возможно, она имела в виду совсем не то, что ты поняла.
– В таком случае она очень жестока. Кто о нас подумает? Все время напоминает нам о том, как ей трудно, словно мы сами этого не знаем. Она использует СВД, чтобы воздействовать на нас.
– Разумеется. Мы все пользуемся тем, что под рукой, верно? – Когда Кэрол расстегнула бюстгальтер, Джексон ощутил легкий толчок, а затем острую нестерпимую боль в паху.
– Что за запах? Джексон зашмыгал носом.
– Ничего не чувствую.
– Он преследует меня весь вечер. И в кухне так пахло. Я уже думала, что в кладовке что-то протухло, а теперь тот же запах и в спальне.
– Ох, – проблеял Джексон, – у меня что-то живот пучит, может, от нута.
– Я знаю, какой запах бывает в таких случаях, Джексон. Это не аммиак, это еще хуже. Похоже на запах тухлятины.
Он поежился и пожал плечами:
– У тебя всегда было превосходное обоняние. Я ничего не чувствую.
– Как думаешь, может, под дом заполз какой-нибудь зверек и умер? Может, кошка или енот. Если вонь не выветрится, придется тебе залезть и проверить.
– Хорошо, когда в доме есть опытный мастер. С такой веселой работкой я каждый день сталкиваюсь в «Наке». – Откинув простыню, Джексон направился в ванную.
– Опять начинаешь, – проворчала Кэрол.
– Что? – прокричал он, стараясь заглушить звук льющейся мочи; струя словно обжигала его изнутри.
– Закрывать дверь, когда писаешь. Ты так делаешь уже несколько недель. С чего это ты такой стеснительный? Я тысячи раз видела, как ты писаешь.
На прошлой неделе Кэрол попыталась войти в ванную и обнаружила дверь запертой. Это было не принято; она решила, что муж сошел с ума – он стал путано объяснять, что привык запирать за собой дверь на работе, а сейчас просто не подумал; на его счастье, она не вспомнила, что в кабинках с писсуарами в офисе просто-напросто нет дверей. В любом случае, чтобы не вызвать излишних подозрений, в будущем ему следовало быть внимательнее. Сегодня она вошла внезапно.
– Да ладно, – кокетливо произнесла Кэрол. – Ты же знаешь, мне это даже нравится.
Он в последнюю минуту успел натянуть штаны.
– Поздно! Придется подождать следующего раза.
– Я уже с нетерпением жду.
Кэрол обняла его за талию и прижалась к спине обнаженной грудью. Господи, он рассчитывал, что его тайна если и раскроется, то не так скоро, и ведь уже близок тот день, когда «кожная инфекция» должна пройти. Кэрол может не купиться на его объяснения.
Однако он решил, что сможет продержаться еще несколько вечеров, так бывает, когда из пустого тюбика с зубной пастой, к большой радости, удается выдавить еще пару сантиметров.