Другой край мира

Иолич Ася

– Почему ты улыбаешься? – спросила она, не в силах сдержать ответную улыбку. – Ты же даже не попробовал.

– Просто так, – сказал он. – М-м, это очень вкусно! Первый раз ем такое. У нас похлёбки другие на вкус. В них больше воды. А это ваш хлеб?

Он протянул руку, взял лепешку, осмотрел её со всех сторон и понюхал, потом разломил пополам и снова внимательно рассмотрел. Аяна глянула на его длинные смуглые пальцы, овальные гладкие ногти, и внезапно смутилась.

– Это лепёшки. Хлеб у нас пышный. Мы печём его реже. Я обязательно угощу тебя.

Он

с удовольствием съел лепёшку и встал.

– Спасибо, я поел.

Она тоже встала и с удивлением увидела, что в его миске осталась недоеденная похлёбка.

– Ты не доел. Тебе не понравилось?

– Понравилось. Прости, я доем.

Он стоя вычерпал остатки ложкой, а после даже вылил в пустую ложку последние капли отвара.

– Благодарю, кирья. Пойдём, ты покажешь мне, куда отнести твой сундук.

– Моя комната на этом этаже, – показала она. – Тебе будет тяжело нести сундук одному, поэтому лучше тащи его по полу за кольцо сбоку, а на лестнице я помогу тебе.

– Кирья, это лишнее. Я позову кого-нибудь помочь, – сказал Конда. – Подожди меня у дверей комнаты, покажешь, куда его поставить.

Аяна поднялась к дверям своей новой, до блеска вычищенной комнаты, гордо оглядывая результаты своего труда, и подождала, пока Конда с одним из парней спустят её сундук.

– Вот тут, в изножье кровати, – показала она. – Спасибо.

15. На приличиях зиждется порядок мира

Они ушли дальше перетаскивать ткани, и Аяна осталась в комнате одна. Она давно не жила на этом этаже, с тех пор, как мама разрешила перебраться из детской, и теперь пыталась представить, как выглядит мир из окон её новой комнаты зимой, когда молоденькая бирса за окном скидывает последние золотые листья, и её светлый ствол с серыми штрихами на коре сливается с сугробами снаружи.

Помещение было угловым, но каменные стены первого этажа были хорошо утеплены, а окна выходили на юг и на запад, и она пожалела, что ещё прошлой зимой не додумалась занять эту светлую и уютную комнату. А если остаться здесь насовсем? Эта мысль показалась ей заманчивой. Пусть Лойка перебирается в летнюю спальню, если ей надоело в детской, а следующей зимой занимает нижнюю теплую спальню одна — ведь люди с «Фидиндо» уже уедут. Но сначала надо спросить, не против ли мама.

Мамы с младшими всё ещё не было, несмотря на то, что день, судя по положению солнца, уже заканчивался, и Аяна спустилась во двор, болтая с парнями, которые привезли очередную часть груза. Некоторых из них она уже видела второй или третий раз во дворе. Она выволокла большое корыто из сарая и натаскала туда воды из бочки, чтобы лошади могли попить, потом взяла корзинку с лепёшками и стала раздавать прибывающим.

На очередной телеге во двор заехал Воло с таким усталым видом, будто это он, а не лошадь, возил тюки с пляжа в деревню, а за ним приехал отец.

– Конда! – крикнул Воло. – Эйна йол!

– Неужели? – обрадованно воскликнул Конда, подбегая к нему. – Больше

нет? Только эти две телеги?

– Да. Закончили. Наши с тобой сундуки с «Фидиндо» привёз кир Або, мы сделали крюк к затону. Некоторые ткани мы отвезли в другой двор, а специи уехали в горы, там сухая пещера. Дерево на складе в большом... большом среднем ничьём дворе.

– В общем дворе, – поправила его Аяна. Средний общий двор.

– А я как сказал? – удивился Воло.

– Ничей. Ничей — это тот, который не принадлежит никому.

– У нас эти слова имеют одинаковый смысл, – пожал плечами Воло. – Но я запомню. Конда, тут совершенно потрясающая штука. Тут действительно нет ни одного замка, но в каждом... эээ... дворе есть горячая вода. Прямо в колодцах.

– Да ну? – изумился Конда. – Это как?

– У нас тоже есть, – сказала Аяна. – я покажу.

– Хорошо, кирья. Мы пока сложим оставшееся.

– Отец, а где мама? – спросила она.

– Она пошла с детьми на совет, а потом отправилась к Нэни. Она сказала, что побудет у олем Нети до вечера, а потом проводит Нэни в общий двор. Ты знаешь, они с Мииром переехали, потому что там просторнее и меньше народу, чем у олем Нети.

– Да, знаю. А остальные?

– Сола, Мара и Аремо вместе с остальными ходят по знакомым и делятся новостями.

– А почему ты не пошёл?

Отец рассмеялся.

– Я сейчас больше похож на Баруфа, чем он сам, правда? Даже он отправился по старым приятелям посудачить о происходящем. А мне всё это внушает какое-то беспокойство. Ну и помочь надо было. Ты приготовила поесть? Я поем позже.

– Да, похлёбку и лепёшки. И есть каша.

– Умница моя. Я пойду займусь Пачу.

– Похлебка остыла, – сказала Аяна, когда Воло и Конда закончили разгружать мешки и подошли к очагу. – Я поставила её на угли, и питьё тоже. Давайте я пока покажу вам комнату. Пока мамы нет, я буду за хозяйку дома, – улыбнулась она, снимая с крюка большой фонарь.

Она провела их к крыльцу.

– У нас три входа в дом. Один позади нас, у ворот, и там лестница в спальню моих старших братьев, вот этот – основной, и ещё один у летнего очага. Смотрите, тут лестница. Она соединяет все три этажа.

– Но тут их два, – сказал Воло.

– Их три, – показала Аяна пальцем на окна зимних комнат. – Зимние спальни внизу, под землёй.

– Подвал? – глаза Воло расширились. – Мы будем жить в подвале? На нижнем этаже?

– Это не подвал. Пойдём, Воло, сначала я покажу тебе дом.

Она поднялась наверх и показала Воло большую мастерскую, пытаясь не обращать внимание на его нахмуренные брови.

– Вот тут моя комната, – сказала она, когда они спускались обратно. – Конда знает. Он помог мне с сундуком. А вот теперь мы в зимних комнатах.

На нижнем этаже они немного постояли, чтобы глаза привыкли к темноте коридора после дневного света.

– Пойдем сначала в вашу комнату, – сказала Аяна, зажигая фонарь. – Её окна выходят на восток, и с утра там гораздо светлее, чем сейчас.