Другой Олимп. И не только
Шрифт:
Вернёмся к Лаю, который стал править Фивами. Он женился на Иокасте, но детей у них не было. Лай тайно обратился к Дельфийскому оракулу и получил ответ, что несчастья порой только кажутся несчастьями, а на самом деле являются благом: ребёнок, рождённый Иокастой, станет его убийцей. Что сказано, то сделано: неведение разрушено, и сын родиться. Рок - это то, что изречено.
Получив оракул, Лай стал избегать близости с женой. Раздосадованная женщина не могла с этим смириться. Однажды она напоила мужа допьяна и добилась своего. Когда родился сын, Лай проткнул ему гвоздём лодыжки, крепко его связал и оставил в безлюдном месте. Но богини судьбы распорядились по-своему. Младенца нашёл пастух, назвал его Эдипом и отнёс
– вскричала Пифия, - ибо ты убьёшь своего отца и женишься на матери!". Не желая зла своим родителям, Эдип решил больше не возвращаться домой. Пока наш герой находится в глубоком раздумье о своём будущем, я заполню повествовательную паузу небольшим, несущественным для дальнейшей фабулы, отступлением.
Эдип вырос в Коринфе. По тем временам, это товарный склад всей торговли Востока. Как говорится, "все флаги будут в гости к нам". Но знаменит Каринф не столько этим, сколько культом проституции. Не будет преувеличением сказать, что весь город - это бордель, а все дома в нём - в разной степени, публичные в известном смысле. Издревле не секрет, что деловые поездки, по-нашему, командировки, как и путешествия вообще, обостряют похотливость визитёров. Вырваться из дому и не поразвратничать - это всё равно, что не оставить отметку о своём пребывании надписью типа, здесь был Вася, Петя, Коля... "В общественном парижском туалете // Есть надписи на русском языке!" - констатирует поэт. Это справедливо не только для Парижа, но и для мест, где поначалу, кажется, что нога человека здесь не ступала.
По продажности, искусной изощрённости коринфским проституткам не было равных во всей Греции. Молва об этом - лучшая реклама. А спрос диктует цены. Гораций в одном из стихов грустно сообщает: "Не всем смертным можно отправляться в Коринф". Не было такого тугого кошелька, который бы существенно не облегчился после посещения царства проституции.
Коринф считался высшей школой разврата, можно сказать наиболее престижной школой профессиональной подготовки жриц продажной любви. И заслуженно. Девушек с младых ногтей обучали науке обольщения, правилам манипулирования страстью, трюкам, возбуждающим желание и чувственность. Это можно назвать искусством, цель которого - максимальная монетизация человеческих пороков во всём их бесконечном многообразии. Обязательно нужно учесть специфику Греции: если женщина думает, что стоит ей только раздвинуть ноги, и мужчины выстроятся к ней в очередь - то она дура. Мальчики для греков более изысканное удовольствие, чем вагина ненасытная и пошлая. Выдерживать конкуренцию нелегко, но коринфские проститутки успешно с этим справлялись.
Распрощавшись с воспоминаниями о родном городе, Эдип брёл по узкой дороге в мучительную неизвестность навстречу собственной судьбе, и она не замедлила проявиться. Впереди показалась колесница Лая.
Правитель Фив направлялся к Дельфийскому оракулу, чтобы узнать, как освободить свой город от напасти. А все дело в том, что Гера не простила Лаю любви к юному Хрисиппу и смерти мальчика, кроме того, была раздражена присутствием на Олимпе любовника Зевса, красавца Ганимеда. Её оскорбляло и поведение фиванцев не только не осудивших порочную страсть к мальчикам, но и всячески поощрявших подобные отношения. В наказание Гера наслала на город чудовище Сфинкс из глубин Эфиопии.
У Сфинкс была голова женщины, тело льва, хвост змея, крылья орла. Обосновавшись неподалёку от Фив, чудовище задавало каждому проходящему загадку, которую услышало от муз: "Кто из живых существ утром ходит на четырёх ногах, днём на двух, а вечером на трёх?" Не сумевшего ответить, Сфинкс сладострастно
Пристрастие Сфинкс к загадкам было поводом для насмешек среди олимпийцев. Однажды сатир Силен спрятал в руках птичку, которой мог в одно мгновение свернуть шею и спросил эфиопское чудище: "Что находится у меня в руке - живое или мёртвое?" Сфинкс не имела никаких шансов угадать и признала своё поражение.
У страха глаза велики. Молва разнесла по свету жуткие подробности о Сфинкс. Город оцепенел от страха. Храбрецы, отважившиеся на бой с чудищем, погибли. Подданные ждали решения царя.
Лай ехал по ухабистой узкой дороге в мрачной задумчивости. Он даже не сразу понял, что произошло, когда колесница остановилась. Эдип невольно перегородил путь. Лай грубо потребовал пропустить колесницу, ибо в ней тот, кому Эдип должен поклоняться. "Я поклоняюсь только богам и родителям" - гордо ответил Эдип. Лай приказал своему возничему трогать, не обращая внимания на препятствие. Колесо задело ногу Эдипа, и он в ярости пронзил возничего копьём. Напуганные лошади понесли, сбросив наземь запутавшегося в упряжи Лая, и царь погиб. Сбылась первая часть оракула - Эдип убил своего отца.
Направившись по дороге дальше, Эдип был остановлен Сфинкс. Он дал ответ на вопрос чудовища: "Человек в младенчестве ползает на четвереньках, в молодости стоит на двух ногах, в старости опирается на посох". В отчаянии Сфинкс бросилась с горы и разбилась насмерть. А что ей оставалось? Без своей загадки она всего лишь кровожадное чудовище, которое никто и никогда не полюбит. Ах!
В благодарность за избавление от напасти фиванцы провозгласили Эдипа своим царём, так как подоспела горестная весть о смерти Лая от руки неизвестного по дороге в Дельфы. Иокаста стала женой нового царя. В то время часто единственный законный путь к трону лежал через брак с царицей. По обычаю после смерти своей жены царь должен был отказаться от власти, которая досталась ему только благодаря женитьбе. Иногда из династических соображений отец брал в жёны собственную дочь, чтобы сохранить титул, приобретённый им благодаря её матери. Таков был порядок вещей. Только в наше время в голову основателю психоанализа могла прийти странная мысль о подсознательном стремлении сына вытеснить отца из постели матери. Увы, к разочарованию тех, кто что-то об этом слышал, к "эдипову комплексу" случившееся с Эдипом не имеет отношения.
Нет и ещё раз нет! Миф и написанная Софоклом трагедия - это о роковой судьбе и проклятии, о том, что расплата неизбежна, судьбу не обманешь. Подспудное стремлении Эдипа убить своего папу, чтобы переспать со своей мамой? Греков бы это позабавило! Миф - о внешних обстоятельствах жизни, а не о проблемной психике. Но это полбеды. По Фрейду все мы неосознанно желаем войти в свою мать, но смертельно боимся, что отец нас за это кастрирует. Вот это беда! Не наша беда. Беда Фрейда.
В письме своему коллеге, отец психоанализа написал: "Я обнаружил, и в себе тоже, любовь к матери и ревность к отцу, и теперь считаю это общим для раннего детства явлением... Если это действительно так, то захватывающая история о царе Эдипе становится вполне понятной... Когда-то все, в своих фантазиях, были в чем-то подобны Эдипу".
Ладно, говорил бы за себя, ан нет! "Все"! Психоанализ устроен так, что если вы захотите отряхнуть с себя этот кокаиный бред, то в ответ получите: ""Нет", которое слышишь от пациента, после того как его вниманию предлагаешь вытесненные им ранее мысли, - оно констатирует лишь это вытеснение, а его решительность в этом, одновременно, измеряет его силу. /.../ "нет" в таком случае означает желаемое "да"". Попасть в болото психоанализа просто, но выбраться из него трудно. Как говорится, увяз коготок и птичке "писец"! Чем настойчивее ты отпираешься, тем вернее выдаёшь свою неосознаваемую сущность!