Другой Париж: изнанка города
Шрифт:
На следующее утро я, разбуженный мусоросборочной машиной в четыре утра и согнанный с уютного местечка на скамейке, побрел в сторону Латинского квартала. Утренний Париж – это отдельная тема. Об этом хочется снять фильм.
Не спеша выползают на улицу заспанные дворники, чтобы помочь мусороуборочной технике ликвидировать последствия вчерашних безобразий. Дворники, надо отметить, трудятся по-разному. К сожалению, не все они проявляют одинаковое рвение к своей работе. Чем дальше от центра Парижа, тем более ленивыми и неторопливыми они становятся.
Этим утром я наблюдал на улице следующую картину. Вдоль мостовой неподалеку от вокзала Аустерлиц по улице тек небольшой ручеек явно искусственного
Навстречу дворнику двигалась парочка целующихся молодых ребят, которые явно возвращались в отель с затянувшейся вечеринки.
– Гутен таг! Бонжур! – сказала ему девчонка и расхохоталась. Парень тоже добавил что-то на немецком, после чего парочка шумно растворилась за поворотом.
– Вся грязь в Париже от этих чертовых туристов! – громко проворчал дворник, продолжая свое дело, чем сильно меня повеселил.
Встречая парижский рассвет, я немного посидел около церкви Святого Северена, подставляя лицо теплому еще солнышку, потом пошел в сторону бульвара Сан-Мишель. Настроение было великолепным, кругом – красота!
Латинский квартал – особый район Парижа, в нем царит жизнерадостная студенческая атмосфера. В XIII веке каноником Роббером де Сорбоном здесь был основан первый во Франции Парижский университет – Сорбонна, с тех пор тут всегда полно молодежи. Я очень люблю улочку Эколь, со стороны которой как раз находятся монументальная лестница и вестибюль Сорбонны.
Если дальше идти по Эколь, попадаешь на оживленный бульвар Сан-Мишель. И тут – только успевай переводить взгляд с одной очаровательной студенточки, спешашей на каблучках на занятия, на другую! И кто это мне говорил, что француженки на самом деле страшные? Полное вранье. Достаточно погулять по Бульмишу, чтобы проникнуться очарованием и шармом юных парижанок, озабоченно спешащих на занятия или беспечно слетающихся в кафе поболтать о том о сем. Короткие юбочки, звенящие смехом голоса, книжные магазинчики, длинноволосые художники, а главное – веселый и молодой, несмотря на почтенный возраст, дух несравненного Латинского квартала!
Каждый раз, попадая сюда, я немного сожалел о том, что не могу вот так запросто подойти и познакомиться с девчонками, попить с ними кофейку, рассказать задорные байки, поцеловаться под деревьями в аллейках… К этому моменту я стал основательно похож на бродягу со стажем, девчонки скользили по мне взглядами, иногда улыбались и тут же быстро проходили мимо. Да и зачем им на самом деле такое чудо, как я! Усмехнувшись, я посмотрел на себя в витрину бутика молодежной одежды: ну, полное чмо! Небритый, нечесаный, в свитере и какой-то хламиде поверх не первой свежести брюк! На лице ссадина. За плечами рюкзак с нехитрыми пожитками. Красавец! Так и хочется бросить такому пару евроцентов. Я насвистывал припомнившуюся мне песенку Розенбаума:
По-английски пострижен,Его запах – сигарный дым.Но клошары ПарижаСчитали его своим,Считали своим…Как раз в этот день у меня были серьезные
Я брел по бульвару, подыскивая себе подходящее местечко для того, чтобы усесться на тротуаре. Памятуя о разговоре с Марселем и Луи, старался держаться подальше от перекрестков, на которых уже сидели попрошайки. Наконец мне показалось, что найден неплохой вариант: в конце улицы Суффло, неподалеку от площали Пантеона. Туристов днем будет много, а нищих вроде бы в округе нет. Неподалеку молодые девчонки и ребята на подручных музыкальных инструментах лабали веселую клезмерскую [2] музычку, спешащие мимо люди бросали им монетки. Где-то вдалеке над нами навис тяжелый купол Пантеона. Надо воспользоваться ситуацией – может, и мне повезет.
2
Клезмеры – еврейские народные музыканты, исполнители традиционных фольклорных песен и мелодий.
Я достал из своей сумочки коврик, подобранный на помойке, аккуратно расстелил его, уселся, достал картонку и постарался придать лицу максимально страдальческое выражение. Не бился в конвульсиях, не причитал в голос, даже руку не протягивал. Просто сидел с табличкой и смотрел в пространство, застыв, как парижский Будда. К моему удивлению, минут через десять на треснувшую тарелочку рядом со мной упала, звякнув, первая монетка. Потом еще одна… Что произошло дальше, я даже не сообразил. С разных сторон на меня налетели какие-то люди, которые схватили меня за шиворот, несколько раз пнули в живот. Я сгруппировался и попытался оказать сопротивление, несколькими приемами раскидав обидчиков. Вдали послышался полицейский свисток. Нападавшие мгновенно разбежались.
– Попробуй только тут еще раз сесть! – оборачиваясь на бегу, бросил мне сквозь зубы один из нападавших. Я показал ему «фак».
– Как ты? В порядке? – раздалось с другой стороны. Я обернулся и увидел музыкантов, которые перестали играть, подбежали ко мне, переговариваясь между собой по-русски.
– В порядке! – ответил я, потирая ушибленный живот. – Блин, чтобы быть нищим в Париже надо иметь незаурядную физическую подготовку!
– Ты тоже из России? – то ли удивились, то ли обрадовались они.
– Нет, из Конго! Что, не видно? – Я рассмеялся и оскалился. Ребята рассмеялись вместе со мной.
В это время к нам подошел полицейский:
– У вас все в порядке?
– Все, все! – заверили наперебой музыканты. – Отлично! Нормаль!
Полицейский посмотрел на нас недоверчиво, покачал головой, но быстро ретировался.
– Мы так испугались, когда они на тебя налетели! – сказала темноволосая девуля лет двадцати, державшая в руках скрипку. – Думали, сейчас изобьют. Те еще отморозки!
– Не на того напали! – хмуро отозвался я. – Полный порядок!
– Как тебя зовут? – спросил парень с губной гармошкой.
– Тимофей.
– Тебе деньги нужны?
– Ага.
– А знаешь что, Тимофей, пошли лучше с нами. У нас один товарищ куда-то запропастился, у него нежданно-негаданно амур-тужур тут случился. Барабан простаивает. Ритм отбивать умеешь?
– Не пробовал, но думаю, справлюсь, – усмехнулся я. – А вы кто такие?
– Я – Маша, это Костя, Сережа и Лена, – сказала девуля. – Мы с Леной вообще-то студентки Гнесинского училища, я на эстрадном отделении, а Ленка – на народных инструментах. Приехали на штырку, ну, в смысле, на подработки. Немного подзадержались после каникул, прогуливаем… Нехорошо, конечно, но куда деваться? В Москве мы так не заработаем. Там вообще музыкантам мало платят, жить невозможно.