Другой рай
Шрифт:
– А чё сам не съездишь?
– Я бы с радостью, веришь, нет? Она бомба, отвечаю! Но у меня самолёт через два часа. Короче, засада.
– Ну, отмени. Самолёт, в смысле.
– Не могу, Костян! В Вене уже ждут. Важная встреча. А эта певица, Лили… сам завидую тебе! Тебе же несложно, а? Займёт от силы часик. Зато какие впечатления!
Он подмигивает и улыбается. И к чему это «зато какие впечатления»? Что именно он хочет сказать?
Не хочу домой. Ира, наверное, уже вернулась от тёщи.
– Ладно, – говорю, – Куда ехать?
– Я
– Ладно, ладно, – говорю я, махая рукой, и встаю со стула.
Он понижает голос:
– Ты это… Костян. Поговаривают, что она спит с новым продюсером. Какой-то сыночек местечкового миллиардера. Делай упор на личной жизни. Ты же понимаешь, всем хочется понюхать её трусики, и мы обязаны дать им это!
Мы смеёмся. Я иду к выходу. А он кричит вдогонку: «Закинь запись в редакцию или в клуб «Зеро», Рафаэлю. Ладно? Редакция на отшибе, так что лучше, наверное, в «Зеро». Прилечу – сочтёмся и уже нормально перетрём!»
Выхожу на улицу. Он наверняка подумал, что я весь из себя такой благородный решил выручить его. Наивный! Я просто спасаюсь от скуки.
Прыгаю за руль машины и уезжаю. На часах «11:15». Черт, телефон разряжается! Интервью в час дня, значит, смогу заскочить домой за диктофоном. У меня валяется какой-то со времён института.
Заворачиваю за угол и хочу проскочить на красный сигнал светофора, чтобы поскорее попасть на проспект, но не успеваю. Женщина с ребёнком переходит дорогу. Она держит за руку мальчика лет шести и что-то ему говорит.
Я смотрю на них и вспоминаю пещеру. В ней было темно и душно. Мама чем-то щёлкнула – появился огонь. Она суёт мне в руку коробочку с пламенем.
«Это зажигалка. Зажми вот так»
Мои непослушные пальчики нечаянно соскальзывают с кнопки – снова темно. Мама вновь зажигает огонь и впервые за двое суток, что мы здесь замурованы, я вижу её лицо. Оно вымазано чем-то чёрным. Как будто каменная пыль. Воды у нас нет. Мама зовёт за собой, и мы идём к заваленному входу.
«Отвернись и смотри на стену»
«Мам, ты будешь ловить светлячков?»
Она не отвечает и, всхлипнув, суёт мне горящую зажигалку.
«Мам, не плачь! Я не буду мешать тебе!»
Она будет ловить светлячков! А вдруг я спугну их своими яркими глазами?
Отворачиваюсь к стене и вытягиваю вперёд руку с зажигалкой, стараясь крепко удержать кнопку. У рыцаря Изидо, из комиксов, светились глаза. Он взглядом взрывал стены замков. Я тоже так могу!
«Смотри на стену и не тряси рукой»
Слышу знакомый звук, похожий на скольжение лезвия по льду.
У нас в школе проходил конкурс на лучшую ледяную фигурку. Я ножичком вытачивал птицу, но её крылья растаяли, и учитель посоветовал сделать ежа.
Я сделал хорошего ёжика, но робот Петьки, подлизы и любимчика учителей, выиграл все призы. Петьке достались Лего, пицца и пачка новых комиксов. Этот подлиза, наверное, испугался, что получит за свою победу ещё и по шее от мальчишек, поэтому поделился
Смотрю на свою тень. Она дрожит в свете огонька. Пытаюсь взорвать стену взглядом, как рыцарь Изидо, но ничего не получается.
Мама рыдает. Палец уже жжёт. Тень на стене теперь извивается, как чудовище. Оно хохочет и тянет щупальца. Показывает пиццу и «кока-колу». Страшно. Я, вскрикнув, бросаюсь к маме. Она сидит над ногой отца, которая торчит из-под завала, и что-то там вытачивает. Я прижимаюсь к матери – она отталкивает меня. Зажигалка падает. Мать кричит: «Я же сказала. Не смотри!»
Наконец, загорается зелёный сигнал светофора. Трогаюсь с места и выезжаю на проспект.
Голубое небо. Плечом к плечу, летит пара белых птиц. Они, как слаженный, точный механизм, без единого слова друг другу, летят к какой-то, только им ведомой, цели. Сбавляю скорость и быстро фотографирую их на камеру телефона. Сзади уже сигналят.
Останавливаюсь у дома, вылезаю из машины и поднимаюсь в лифте на семнадцатый этаж. Как и полгода назад, семнадцатый этаж – это достаточное расстояние для того, чтобы трёхлетний ребёнок, например, высунулся в окно, например, поскользнулся и разбился насмерть.
Жена дома.
– Привет.
– Привет, – отвечает Ира, проходит мимо меня с чашкой в руках и плюхается на диван перед телеком.
На стеллаже снова появилась фотография в чёрной рамке. Я убрал её вчера вечером, когда Ира уехала с ночёвкой к тёще. И вот, она вернулась и снова выставила это. Говорить что-то бессмысленно. Где диктофон? Наверное, в тумбе. Начинаю копаться в ящиках.
– Будешь кофе? – спрашивает жена.
– Нет. Я должен бежать.
Беру диктофон и подхожу к Ире. Протягиваю телефон с фоткой птиц, которую только что сделал. Она смотрит на экран, переводит взгляд на меня и спрашивает:
– Что это?
– Красиво? – улыбаюсь я.
Жена поджимает губы и отворачивается к телеку. Прядь её волос сползает в сторону, открывая белую шею, на которой темнеет багровое пятно. Вчера его вроде бы не было. Она поворачивается ко мне.
– Тебе не стрёмно? Взрослый мужик, а фоткаешь каких-то птичек. И зачем?! Чтобы притащиться сюда на десять минут и показать мне?
Я молчу и смотрю на неё. Что же мы наделали? Как умудрились всё просрать?
Она отворачивается к экрану, а я оглядываю гостиную. Унылые стены в холодных тонах, ненужный телек и знак присутствия жены в квартире – фотография нашего сына в чёрной рамке. Я должен бежать отсюда. Мне надо успеть на интервью.
– Пока, – кидаю жене в дверях.
– Пока.
День
Агент певицы назначил встречу в дайнере «Суперстар». Он сказал, что рядом находится звукозаписывающая студия, а так как время у певицы расписано по минутам, мне отмерили для беседы час и договорились с администрацией заведения закрыть кафе для посетителей.