Другой рай

Яким Ксюша

Я надкусил плод. Какой-то странный вкус. То ли сладкий, то ли солёный, а чуть позже он стал каким-то кислым, что ли, или даже горьким, с лёгкой перчинкой.

– Костя, мне нужен помощник. Хотите поработать со мной? – вдруг сказала Лили.

Я чуть не поперхнулся. Какой из меня помощник? Я писака, да и работать с бабами – то ещё удовольствие.

– Я хорошо плачу. И давай уже перейдём на «ты»?

Я кивнул, а она продолжила:

– Я набираю новую команду.

Хочу перерождения. Понимаешь меня?

Её блестящие глаза казались ужасно чёрными в этом полумраке. В уголках пухлых губ затаилась загадочная улыбка. Сердце заволновалось. Какое красивое лицо! Как приятно, сладко, страшно смотреть на него. Оно притягивает и манит.

– Я поговорила со своим продюсером, – её губы презрительно скривились. – Мы решили, что помощник получит аванс 70%, а по оконч…

Я заметил, как она скривилась при упоминании продюсера и потому перебил:

– Я согласен.

Мне нравилось корчить из себя героя. Я хотел, чтобы она смотрела на меня тепло и благодарно за то, что я избавляю её от неприятных объяснений. Мне очень хотелось удивить её.

– Лили, я согласен.

– Прекрасно! Договор уже на твоей почте.

Я встал. Мы пожали друг другу руки. Она не спешила отнять свою.

– Когда начинать? – спросил я.

– Начинать? – переспросила Лили, будто не понимая о чём это я.

– Ну да. Работу. Когда начинать?

Она закинула голову, рассмеялась и сказала: «Ах да. Работу… Завтра! Начинаем завтра!»

Лили отошла. Я взялся за ручку двери. «Всем нужно перерождение» – сказала она, когда я открыл дверь. Затем певица чему-то громко рассмеялась, а я, не оглядываясь, вышел.

Уже на улице, я вызвал такси и поехал к клубу «Зеро», где оставил вчера машину. По пути написал жене, чтобы она собиралась – поедем к матери в пансионат.

Вечер

Я сидел в машине, слушал джаз и ждал Иру. Наконец, она, в песочном пальто и голубом шарфе, подошла к авто, села внутрь и запах её сладковатого парфюма заполнил салон автомобиля. Я чуть не задохнулся и слегка приоткрыл окно.

– Привет, что случилось? – спросила жена, пристёгивая ремень безопасности.

– Что-то с матерью. Позвонили. Сказали приехать.

Я завёл мотор и тронулся. Сейчас жена упрекнёт, что редко посещал мать. Спросит, когда последний раз интересовался её здоровьем. Чтобы избежать этого, я слегка прибавил громкость.

– Когда ты был у неё последний раз, Костя? – спросила Ира учительским тоном.

Ну вот. Я знал.

– Давай не сейчас, а. Ты многого не знаешь.

– Ты не навещал

её три года! Три года, Костя, ты не интересовался родной матерью!

– Ир.

Она замолчала. Я почувствовал облегчение. Пару минут мы ехали, не говоря ни слова. Затем жена проговорила, размахивая руками:

– Да, ты, конечно, оплачиваешь проживание, уход и прочее. Но настоящей любви она не получала никогда. Что с тобой, Костя? Хочешь откупиться от собственной матери?

Я, уставившись на дорогу и задние фары автомобилей, решил молчать, во что бы то ни стало. Эти бессмысленные споры, которые начались год назад, истощали меня. Не хочу в них участвовать. Всё равно мои слова перевернут по-другому и используют против.

Жена что-то говорила, играя в морализаторство и добродетель, а я, чтобы прекратить этот надоевший скрип заезженной пластинки, сказал:

– Помолчи… Хочешь кофе?

Она окинула меня пристальным взглядом, замолкла и отвернулась к окну. Я остановил машину у придорожной кафешки и взял два кофе. Мы поехали дальше.

В её сумке зазвонил телефон. Боковым зрением я увидел, как она достаёт его, смотрит на экран и, не принимая звонка, отключает звук.

Она положила его обратно в сумку, но телефон продолжил вибрировать.

– Не ответишь?

– Это… ничего важного.

Я посмотрел на жену. Она уставилась на дорогу и не поворачивалась. Будто уменьшившись, будто вжавшись в пассажирское сиденье, она руками сжимала ручки сумки, на дне которой беззвучно гудел телефон.

– Ответь.

– Милый, это ничего важного. Так… по работе.

Милый? Последний раз она называла меня так ещё до того как мы стали ссориться.

Я посмотрел на Иру и будто бы прозрел. Тупой болван! Да у неё же кто-то есть! Да, точно! Она изменяет! Ночёвки у родителей, пятна, похожие на засосы, это появившееся раздражение, которое мелькало теперь в любом бессмысленном споре и этот бесящий учительский тон.

Какой же я дурак! Весь год пытался отбросить эти догадки и расщеплял картинку складывающегося пазла. Я по ночам нюхаю шарфы чужих женщин, а моя жена находит утешение в других объятиях. Ха – ха – ха! Болван. Хотел поиграть в семью? Хотел создать ячейку общества? Ха – ха – ха. На, получай!

Я не сдержался и, громко захохотав, посмотрел на Иру. Она, будто испугавшись, покосилась, коснулась моей руки на руле и вкрадчиво, понизив голос, спросила:

– Что с тобой? Ты в порядке?

Я скривил благочестивую физиономию, какая частенько бывает у моей жёнушки, и как можно веселее и беззаботнее сказал:

Конец ознакомительного фрагмента.